– Почему, Гриффит? Почему я позволяю ей делать все это? Почему не могу быть с нею жестким? – задумчиво произнес Кестер, стоя неподалеку от того места, где Анна решила похоронить Карен и Калисту, и наблюдая за тем, как баронесса командует двум слугам, заканчивающим установку тяжелых каменных надгробий. По выражению лица Анны Кестер понимал, насколько сильна боль, что она терпит, когда переносит тяжесть своего пускай даже такого легкого маленького тела на протез. Но Анна боролась со своею болью, вынужденная, но стойко держалась. И эта стойкость нравилась Кестеру, как нравились каждое ее, порою неуклюжее, движение, ее тихая, грустная речь и такой же грустный хриплый, грудной ее смех…
– Наверное, хочешь понравиться ей, – весело отвечал Гриффит. – Хотя с таким лицом… Хорошенько же она тебя отделала. Видать, ты даже и не пытался сопротивляться.
– Я не смог поднять на нее руку.
– Зато она смогла… поднять на тебя свой костыль. И рассадила все лицо. Такое нельзя позволять, братец, – Гриффит строго покачал головой, глядя на разукрашенную синяками скулу и шею Кестера.
– Не могу больше мучить ее, Гриффит. Не могу причинять ей боль, – печально продолжал Кестер, и снова и снова вспоминал недавнюю встречу с Анной, которая, таки набравшись смелости, покинула свои покои с целью осмотреть замок и выбрать место для погребения останков Калисты. И как будто сами ее ноги, а вернее, то, что от них осталось, принесли баронессу к дверям высокой башни, и она, любопытная бестия, призвав на помощь двух праздно шатающихся по двору охранников, проникла за тяжелую, скрипучую дверь. И тут же страшно пожалела об этом, обнаружив за ними смердящее, разлагающееся тело Карен, вокруг которого кружилось облако жужжащих, жадных, жирных мух. Настолько быстро, насколько позволяла ей ее изувеченная конечность, Анна, с трудом подавляя приступы тошноты, поспешила вернуться к себе, ибо наполнившие с новою силой все ее существо чудовищное отвращение и ненависть неудержимо рвались наружу и, казалось, влекли за собою все ее внутренности.
Баронесса хотела побыстрее спрятаться, как делал когда-то Кестер, нырнуть в теплые, ароматные воды и не высовывать оттуда носа, покуда не станет невозможным сделать вдох.
Она встретила барона в одной из анфилад и, не думая ни секунды, отважно и быстро, со всей силы, на какую только была способна, размахнулась и заехала тростью по его лицу. Кестер отпрянул. Тогда Анна нанесла ему еще и еще один удар, а следующий – куда-то в шею или в плечо. Но в тот же миг, не в состоянии удержать равновесие, почувствовала, что падает. Однако барон, щека которого была разбита в кровь, немедля бросился поддержать ее.
– Не трогай меня! Убери свои руки, проклятый убийца! – злобно шипела, отталкивала барона Анна.
– Но вы же упадете, – придерживая ее за локоть, тихо отвечал Кестер, потупив взор.
– Я упаду. Но я скорее поднимусь, если ты не будешь касаться меня! – гневно сверкнув глазами, Анна вытянула вперед руку, приказывая Кестеру подать ей с пола трость.
– Знаешь, я заказал еще ткани для новых платьев и украшения. Сам ездил в город… выбирал. Они думали, барон Харшли приехал кого-нибудь зарезать или повесить, а я всего лишь купил парчи.
– Ты уже потратил целое состояние, пытаясь ублажить баронессу. Хм, до недавнего времени мне казалось, это женщины созданы для того, чтобы доставлять удовольствие, – ответил Гриффит и рассмеялся, и Кестер рассмеялся вместе с ним.
– Как бы я хотел знать, что сделать, чтобы она улыбнулась мне так же, как улыбается тем мертвецам.
– Может быть, женишься на ней? – лукаво посмотрел на Кестера Гриффит.
– Женюсь. И как можно быстрее, – с радостью подхватил идею барон. – Надо привезти ее свекра и украсить церковь. Возможно, это хоть немного отвлечет миледи от грустных дум.
– Ты сошел с ума, друг мой, – снова захохотал Гриффит.
Его смех донесся до ушей баронессы, сидящей на земле и с остервенением выкапывающей лунки для цветов, которые она собиралась посадить вокруг могил.
– Чудовища, порочные чудовища… – клеймила хозяев Харшли Анна.
Как хотел и сказал Кестер, свадьба была организована всего за несколько недель. И обещала стать событием громким, выдающимся. Поздравить барона прибыли-поспешили многие знатные знакомые, а уж влекомые любопытством и жаждой праздника крестьяне с его собственных и окрестных земель, а вместе с ними и нарядные городские жители безо всякого приглашения, сами стекались к воротам поражающей великолепием убранства церкви, «себя показать, да на других посмотреть».