В бессердечном лесу

– Спасибо, что спасла нас с сестрой. Но я больше не вернусь в лес. Мне даже не стоит находиться так близко к стене.

– Ты боишься меня, Оуэн Меррик?

Ветер задувает все сильнее и сильнее, и мне приходит забавная идея, что он отражает ее настроение. От звука моего имени на ее устах по телу проходит дрожь.

– Да.

Это правда, пусть я и не боюсь ее так, как раньше.

– Ты всегда бежишь от того, чего боишься?

Не знаю, зачем она спрашивает об этом, ждет ли какого-то ответного признания. Увы, если так, то зря. Я встаю, и она следует моему примеру по другую сторону стены. Я и забыл, какая она высокая – ее лицо выглядывает над стеной, от ветра волосы спутались с листьями и лепестками.

– Я такая, какой создала меня мать, – говорит сирена. – Но я не хочу такой быть. Я… изменилась.

Мое смущение усиливается. Ее слова такие соблазнительные – как раз то, что я хочу услышать. Но это не делает их правдой.

– Мне нужно идти.

– Останься.

В этом слове слышится такая тоска; одиночество, которое режет меня без ножа.

Я мотаю головой.

– Не могу.

– Тогда приходи завтра.

– Не могу, – повторяю я. – Я и сегодня не должен был приходить. Прощай, древесная сирена.

Но еще с секунду я не ухожу. Еще с секунду я стою на месте.

Она наклоняет голову набок и смахивает прядь с глаз. Ветер подхватывает лепесток с ее волос и тот, кружась, падает на землю.

– Серена, – говорит она. – Меня зовут Серена.

Глава двадцатая. Серена

Я попросила его остаться.

Он

этого

не

сделал.

Я назвала ему свое имя. Имя, которое я выбрала, которое он мне придумал.

Но он не ответил.

Просто ушел в темноту.

Сказав, что не вернется.

Я хочу, чтобы он вернулся.

Но почему?

Ему не стоит этого делать. Деревья наблюдают. Они доложат моей матери. Возможно, уже доложили.

Он окажется в ужасной опасности.

Но глубоко внутри меня

что-то растет.

Что-то,

что рвется к нему.

Я уже не такая,

как раньше.

Я не хочу маминой песни,

маминых душ.

Я хочу…

сама не знаю.

Чего-то большего,

чем смерть, которую она предлагает.

Чего-то большего,

чем ее голос и могущество.

Я хочу чего-то большего.

Чего-то, что будет только моим.

* * *

Я жду его целый день.

Глупо, конечно.

Он сказал, что не придет.

Но я все равно жду.

Ночь поглощает солнце. Появляются звезды: белые, блистательные.

Я наблюдаю за его домом. Открывается серебряный купол. Его странная рука пронзает тьму. Длинный белый глаз всматривается в звезды, и я гадаю.

Зачем он смотрит?

Что там видит?

Я жду его.

Напрасно ли?

Мое сердце трепещет, как крылья колибри.

Глаза напряженно всматриваются в темноту.

Он не придет.

Но если все же придет, нужно спрятаться. Я больше не должна с ним говорить.

Не должна искать

внутри его

отражение себя,

которое

не такое

чудовищное.

Его дверь со скрипом отворяется.

Раздаются шаги по земле.

Меня пронзает молния.

Он идет, нужно спрятаться!

Но когда он приходит,

перелезает

через стену

к лесу,

то обнаруживает меня.

На том же месте.

Застывшую

в ожидании.

– Ты говорил, что не придешь.

– Я и не планировал.

Он встревожен. Смущен.

Но он здесь.

Его лицо

ласкает

звездное сияние.

– Ты пойдешь со мной? – спрашиваю я.

– Куда?

– Подальше от стены. В лес.

Он воюет сам с собой.

Борется с моим притяжением.

Как и я должна бороться

с его притяжением.

– Зачем? – спрашивает он.

– Мне не по себе рядом с этой стеной.

– Мне не по себе в лесу.

– Я не дам ему навредить тебе.

Его тело напряжено, как у зайца,

готового ускакать в любой момент.

– А ты мне не навредишь?

Вопрос режет меня по живому,

как когти матери.

– Ты сам знаешь, что нет.

Он сжимает челюсти.

– Не знаю.

Я протягиваю ему руку.

Мне трудно

сдержать

дрожь.

– Пойдем со мной.

Если он откажется,

вероятно, я распадусь на части.

Он протягивает руку, глядя мне в глаза.

Я накрываю его пальцы своими.

Грубая кора

поверх гладкой кожи.

Меня пугает то,

какой он хрупкий.

Не хочу поцарапать его.

Поэтому я опускаю руку.

И захожу в лес, приказывая деревьям расступиться.

Они повинуются.

Он идет вместе со мной во тьму леса. Спотыкается о корни.

Я веду его на поляну, что неподалеку:

небольшой холм с видом на небо,

на звезды.

Возможно, тут ему будет легче.

Это окно в его мир,

окруженное моим.

Я поднимаюсь с ним на вершину холма. Сажусь на прохладную траву.

Он тоже садится, поджав длинные ноги. Смотрит на меня сквозь разделяющий нас воздух.

– Что ты такое? – спрашивает он.

– Ты знаешь. Сам видел.

Его лицо мрачнеет.

От воспоминания.

От страха.

– Ты всех убила. Мужчин, женщин. Детей. Ты забрала все души с того поезда, кроме моей.

В его голосе слышен ужас.

Но

он не отстраняется

от меня.

– Почему ты пощадила меня? На поезде. С Авелой. В дубе. Почему ты пощадила меня?!

Злость исходит от него волнами,

как летний жар.

Что-то внутри меня идет трещиной.

Не стоило

просить его пойти со мной.

Не стоило

мечтать, чтобы он увидел во мне

ту,

кем я

не являюсь.

– Я не знаю.

Он проводит рукой по волосам.

Сыплет проклятиями во тьму.

Но

не уходит.

Деревья под холмом гудят и дрожат. И слушают. Слушают.

– Лес лишил меня всего, – говорит он. – Забрал мою мать. Сломил моего отца. Если бы не ты, мы с Авелой были бы мертвы. Почему ты пощадила меня? Чего ты хочешь? Ты правда ждешь, что я поверю, будто ты хочешь стать лучше? Что ты лучше, чем монстр?

В его словах звенит сталь.