И тоска.
– С того дня я никого не убила, – отвечаю я.
Это правда. Она пульсирует во мне.
Хочет выплеснуться наружу.
Мне нужно, чтобы он знал.
Раньше я этого не понимала.
Он смотрит, смотрит на меня.
– В легендах сказано, что вас восемь. Что Гвиден излила свою злобу и ненависть на березовую рощу и создала монстров. Древесных сирен, которые будут исполнять ее волю, поглощать любого, кто осмелится ступить в тень леса. Но это не вся правда. Гвиден не могла дать вам душу. Зло не может сотворить жизнь.
– Разве?
Над холмом проносится ветер, принося запах железа.
Завтра прольется кровь. Сестры соберут новые души для матери.
Все больше и больше.
Пока ни одной не останется.
– Мама могла подарить детям лишь то, чем сама обладает, – сердце. Я уже говорила тебе. У меня нет души.
Мои слова потрясают его.
Хотела бы я быть достаточно храброй,
чтобы взять его за руку
и не отпускать.
Но кора слишком грубая.
Она порежет его.
– Ты рассуждаешь, действуешь, чувствуешь. Ты сжалилась над Авелой, надо мной. Как это возможно, если у тебя нет души?
Во рту появляется
привкус пепла.
– Мне не нужна душа, чтобы убивать. И не нужна душа, чтобы
– Тогда что помешает тебе убить снова? Что мешает тебе убить меня?
Я смотрю на него.
Убить его не в моих силах, не после всего.
Даже под принуждением матери.
Возможно, взбунтовавшись против нее, я рассыплюсь на кусочки,
но даже это лучше,
чем наблюдать,
как свет покидает
его глаза.
Кажется,
я могу в них утонуть.
– Я не убью тебя. И никого другого. Больше никогда.
Я слишком остро ощущаю,
как бьется сердце в груди.
И зачем только
мама подарила его мне.
Какой от него прок?
Он встречается со мной взглядом.
Я снова чувствую себя маленьким деревцем,
расколдованным солнцем и дождем.
– Я тебе верю, – говорит он.
И пока что
этого
достаточно.
Глава двадцать первая. Оуэн
Она, такая серебряная и молчаливая, проводит меня к стене на опушке леса. Ветер игриво треплет цветы в ее волосах. Что-то изменилось, что-то, чего я до конца не понимаю. Мой страх никуда не делся, он отчетливо чувствуется в воздухе между нами, но уже не так сильно, как два часа назад. Мы останавливаемся у стены, и сирена поворачивается ко мне.
– Ты придешь завтра?
Ее золото-серебряные волосы развеваются вокруг лица, глаза медового оттенка светятся в темноте. «Даже монстры могут быть красивыми».
– А это безопасно?
– Я защищу тебя.
Это не одно и то же.
– Почему ты хочешь, чтобы я пришел?
С секунду она просто смотрит на меня. Затем опускает голову и отводит глаза.
– Мне одиноко. А еще потому, что ты… добрый. Я хочу узнать больше о твоем мире. О тебе. Хочу понять, почему ты вызываешь во мне желание быть кем-то больше, чем просто монстром, которым создала меня мать.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь очистить разум от пьянящего аромата листьев и фиалок.
– Ладно, я приду.
Она быстро возвращает ко мне взгляд, и меня награждают мимолетной улыбкой. Затем уходит в лес, а я перелезаю через стену. Голова идет кругом от попыток сопоставить затаенный ужас от монстра, который убил всех пассажиров поезда, с серебристо-белым созданием, с которым я только что попрощался. С… Сереной.
Прокравшись в дом, я ложусь в кровать и начинаю дрожать от постепенного осознания, что я сделал. Я добровольно пошел в лес с древесной сиреной. И пообещал ей вернуться. Она сказала, что не убивала с того дня, как сорвала поезд с рельсов, сказала, что не убьет меня. И я верю ей. Как можно быть таким дураком?
«Но она спасла Авелу, – возражает упрямый голос в моей голове. – Спасла тебя, и не раз».
Каким-то образом мои беспокойные мысли перетекают в сон. Мне снятся листья и звезды, спутавшиеся в волосах древесной сирены. Снится море из фиалок.
– Оуэн.
В голосе отца различимы непривычные мне строгие нотки. Я чувствую его взгляд, но сам на него не смотрю. Вместо этого я отмечаю на карте последнюю звезду в созвездии Морвин, а затем, прищурившись, всматриваюсь в окуляр телескопа, чтобы обозначить относительное положение звезд вокруг него.
– Оуэн, взгляни на меня.
Я откидываюсь на спинку стула и повинуюсь.
– Я знаю, что ты ходил в лес прошлой ночью.
Мой желудок ухает в пятки.
– Я не…
– Я видел, как ты перелезал через стену, когда возвращался домой. – Отец пристально смотрит на меня, будто ждет возражений.
– Я… – Я пытаюсь придумать себе оправдание, но тщетно.
Он качает головой, правда, вид у него не рассерженный, а скорее… мрачный. Смиренный.
– Лес и в тебя вонзил свои когти. Но я их достану.
– Он… он не вонзал в меня когти.
– Тогда объясни, зачем ты перелез через стену прошлой ночью! Скажи мне, что раньше никогда так не делал! Скажи, что не планируешь сделать это снова!
Я несколько раз открываю и закрываю рот. Не хочу врать отцу. Но и рассказать ему правду о Серене я не могу. Тогда он сам перелезет через стену и пойдет охотиться на нее с топором. А затем убьет и будет прав.
В горле встает ком. Я даже не пытаюсь объясниться. Отец кивает.