— А когда вы впервые услышали их, разговаривающих так, что у вас уже не возникло никаких сомнений?
— Перед самым их отъездом на прошлой неделе. Я находилась тогда в саду и срезала цветы для их квартиры в Сити. Вероятно, они не заметили меня, а когда я поднялась наверх, думали, что я все еще нахожусь вне дома. В тот раз они еще говорили о любви. Но Сильвия говорила так, что я сразу поняла — это вовсе не. — она на секунду умолкла и покраснела еще больше, — это вовсе не была платоническая любовь, а… она просто… просто изменяла Гордону!
— И что вы тогда сделали?
— Ничего.
— Почему? Это вас не интересовало?
— А что мне было делать? Я боялась пойти с этим к Гордону, хотя и знала, что следует это сделать. Я уже давно ненавидела эту приблуду… Всегда чувствовала, что это должно плохо кончиться. Но Гордон не поверил бы мне. А если бы они стали отпираться, тогда… тогда все это обернулось бы против меня, против нас. А Сирил тогда точно очень рассердился бы. Еще как бы рассердился!
— Значит, вы не сказали об этом даже мужу?
— Сказала, — тихо прошептала Джудит. — Но лишь после того, как они уехали. Я сказала ему об этом в среду.
— И как ваш муж на это отреагировал?
— Сначала. — Она снова умолкла, потом с усилием закончила: — Сначала он рассмеялся! Да-да. Я сама бы в это не поверила, но он отреагировал именно так.
Алекс молча покивал головой, но сделал это лишь для того, чтобы скрыть улыбку, которая невольно появилась на кончиках его губ.
— Да-да, он рассмеялся, — продолжала Джудит. — И сказал, что Гордон — гнусный старый кретин и что если бы он был на месте Сильвии, то наставил бы ему такие рога, что все его любимые ночные бабочки садились бы на него, как на развесистый дуб. Это была его первая реакция на эту тему. Однако потом он тут же посерьезнел и категорически запретил мне говорить об этом кому бы то ни было. Он сказал, что Гордон так сильно ее любит, а она имеет на него такое огромное влияние, что это могло бы кончиться для нас фатально, а она бы даже не пострадала, но с той минуты стала бы для нас смертельным врагом. Я признала его правоту, а кроме того, раз Сирил так сказал, то посчитала, что не имею права ему противиться. Но потом начали происходить такие события, что я совершенно растерялась, потому что. — Она осеклась, а потом тихо добавила: — Но это не относится к делу. Это личные проблемы меня и моего мужа.
— Послушайте, — Алекс наклонился к ней и понизил голос, но говорил по-прежнему твердо и четко, — несколько минут назад вы сказали, что еще ни разу не солгали. Прошу вас теперь сказать нам все, всю правду. Прошу помнить, что полиция — друг каждого порядочного человека, и мы постараемся сделать все возможное, чтобы бережно отнестись к вашим чувствам. Ни одно ваше слово, если оно вплотную не связано с доказательством виновности убийцы, никогда и никому не станет известным.
Джудит подняла голову и долго молча смотрела в глаза Алексу.
— Я вам верю, молодой человек, — тихо сказала она. — Вы выглядите порядочным человеком, да и вы тоже, — указала она на Паркера. — Я совсем иначе представляла себе полицейских. Вы без мундиров? — В ее голосе прозвучало почти детское любопытство.
— Расскажите нам все подробно, — мягко произнес Алекс. — Мы вас очень просим.
— Видите ли. Позже я поняла, что мне все равно придется поговорить с Гордоном. Но не по этому вопросу. Я хотела… я хотела просить его, чтобы он уволил нашу горничную, Агнес Уайт.
— Почему?