В Бихаре все спокойно

Похоже, местным доводилось лицезреть проходящие мимо части, они явно знали, что от солдат можно ждать всего, что угодно, кроме хорошего, поэтому на улице, нет, громко сказано, — на клочке пространства между домами — было пусто и тихо. Непривычно тихо…

— Привал! — скомандовал я, слезая с коня, когда мы оказались на живописной лужайке, где‑то на окраине. — Пока никому не разбредаться! Схожу, разведаю обстановку.

В этот момент подъехал приотставший Брутс:

— Сержант, извольте объясниться: по какой причине остановка?

— Печёт как на сковородке, господин следователь. Отделению нужен небольшой привал, кони хотят пить, — заметил я, — и не только кони. У нас в глотке пересохло. Надеюсь, мы сможем найти здесь пару глотков чистой воды…

— Послушайте Гэбрил, я, конечно, понимаю, вы опытный солдат, и знаете немало, но старшим в этом походе являюсь я! Впредь будьте любезны, согласовывать все изменения нашего маршрута и расписания лично со мной. Пока что — это просьба! — он скривил недовольную рожу.

Страшно подумать, как перекосит его лицо, когда речь дойдёт до приказов.

— Слушаюсь, сэр! — не без сарказма ответил я, козырнув. — Но, к сожалению, до обещанного стола в Фардинге еще далеко, а люди и животные — как ни странно, почему‑то, хотят есть и пить!

— Опять вы за старое! Давайте, без промедления делайте свои дела и в путь. А я пока, выдвинусь дальше, разведаю обстановку, — он пришпорил коня и сквозь топот копыт крикнул напоследок. — Смотрите не задерживайтесь!

Экий неугомонный. Другой на его месте слез бы с коня, повалялся в травке, а этого почему‑то в разведку потянуло. Штатская дурь, не иначе. Тот, кто служил в армии, знает цену отдыху и не станет терять ни минуты на глупости. Тем более, мы в глубоком тылу и можем позволить себе некоторую беспечность.

Пока я искал колодец или хоть что‑то на него похожее, команда, несмотря на мой приказ, разбредалась в разных направлениях. Полковник был прав — ребята если и слышали о дисциплине, то наверняка думали, что это нечто вроде весёлой игры, в которую можно играть, когда заблагорассудится. И не успел я и глазам моргнуть, как вскоре обнаружил, что остался совсем один, посреди этой странной деревни. Парни растворились как ложка сахара в чае.

Честно говоря, в тот момент я был взбешен и не особенно придавал значения тому, что творится вокруг. С надеждой поймать первого встречного оболтуса, направился вперед, мысленно представляя, насколько страшен будет мой гнев. Ноги сами привели к сараю, вид которого с первого взгляда показался подозрительным. Глухая стена, представшая перед взором, не добавила радости в душе, но человеческий организм вещь тонкая и какая из его частей первой почувствовала подвох, сказать трудно. Глухое урчание в пустом животе подтвердило, что обоняние точно не ошиблось — в воздухе витал запах жареного мяса и свежеиспеченного хлеба. Это сразу же навело на мысль, что сарай — вовсе не сарай!

'Странно, — подумал я, медленно продвигаясь вдоль стены, — зачем в деревне, которой фактически не существует, вдобавок находящейся в стороне от основных дорог, трактир?'

А то, что это он и есть, сомнений не оставалось — выглянув из‑за угла, я увидел приоткрытую дверь. За ней явно шло веселье и гульба — слышалась музыка и топот нескольких пар крепких башмаков, отбивавших чечётку. Факт этот взбесил еще больше — башмаки могли принадлежать только солдатам, (деревенские носят обувку помягче и проще) а кроме меня и моего отделения — таковых здесь больше не наблюдалось.

Я стоял и размышлял — как поступить в данной ситуации: с одной стороны — такое поведение не совсем вязалось с образом бравых вояк–ветеранов, а с другой — люди давно не имели развлечений. Вот только время они выбрали неудачное. Если сюда заявится Брутс, даже не представляю, что он с ними сделает. Пойдём на опережение, я сам устрою парням хорошую взбучку и наставлю их на путь истинный.

И тут что‑то щёлкнуло в голове, провернулись какие‑то шарики–ролики. На миг меня словно перенесло во времена моего детства.

… Это случилось давно, так давно, что кажется будто бы не со мной. Я сбежал из сиротского приюта и долго скитался по холодным и неприветливым улицам города. Ужасно хотелось есть, но никто не спешил разделить со мной хотя бы кусочек хлеба, а воровать я не умел и очень боялся, что попадусь. Полиция бы не стала бы смотреть на мои зелёные годы. Арест, скорый на расправу суд. Неудачная кража могла привести на галеры или каторгу. Первое означало бы быструю смерть, второе — медленную и мучительную.

Я брёл, опустив голову, и не заметил, как налетел на тощую и нескладную фигуру человека, шею которого украшал длинный, обмотанный несколько раз, синий шарф. Незнакомец едва не упал, но в последнюю секунду сумел удержать равновесие.

— Простите, — буркнул я и пошёл дальше, но человек с шарфом неожиданно схватил меня за плечо и развернул лицом к себе.

Я увидел большие глаза с радужными зрачками. От них исходила непонятная сила, сковывающая движения. Я попытался убежать, но ноги отказались слушаться. Они одеревенели и будто вросли в землю.