Читаем В битвах под водой полностью

Васильев был прав. Ко второй половине 1944 года борьба на северных морских коммуникациях действительно приняла ожесточенный характер. Фашистское командование догадывалось, что на Карельском фронте наша армия готовится к решительным действиям, и поэтому всячески пыталось укрепить свою Лапландскую группировку. Для борьбы с нашими подводными лодками немецки-фашистское командование перебросило на северный театр корабли противолодочной обороны, оборудованные новыми совершенными гидроакустическими приборами. Конвои стали ходить со значительными эскортными силами. На коммуникациях появились также новые немецкие самолеты. Немецко-фашистское командование особенно опасалось наших подводных лодок и авиации, активизировавших свои действия на всем протяжении морских сообщений вдоль побережья Северной Норвегии.

Правда, неблагоприятные осенние метеорологические условия сильно затрудняли, а иногда даже заставляли прекращать боевые полеты авиации, мешали выходу торпедных катеров и резко снижали эффективность действий подводных лодок. Используя темное время суток, продолжительность которого на Севере в это время года превышает двенадцать часов, а также большое количество якорных стоянок в многочисленных фиордах вдоль всего норвежского побережья, немецко-фашистские конвои в случае опасности могли укрываться в сравнительно безопасных местах. Однако все усилия фашистов были тщетными. Советские военно-морские силы, преодолевая сопротивление врага, уничтожали все больше и больше транспортов и боевых кораблей. Кроме нанесения материального ущерба, эти огромные потери деморализовали врага, нарушали его морские перевозки. В конце концов противник вынужден был отказаться от погрузки и разгрузки транспортов в таких сравнительно хорошо оборудованных портах, как Петсамо и Киркенес, подходы к которым постоянно находились под ударом наших военно-морских сил.

Взаимодействуя между собой, подводные лодки и авиация наносили врагу невосполнимые потери. Но до окончательного краха гитлеровцев на Севере было еще далеко. Они располагали значительными морскими силами на театре и действовали достаточно активно. Когда дело касалось преследования наших подводных лодок, фашистские корабли гонялись за ними иногда сутками, забрасывая глубинными бомбами целые районы моря.

Верхняя палуба подводной лодки Васильева была буквально «гофрирована» от близких разрывов глубинных бомб. Прочный корпус имел пробоины, часть боевых механизмов вышла из строя, была искривлена линия валов, повреждены электросеть и магистрали воздуха высокого и низкого давления.

— Мы вышли навстречу конвою, руководствуясь данными авиации, — рассказывал нам Васильев. — Шли два транспорта в охранении двух эсминцев и восьми охотников за подводными лодками…

— Ничего себе охранение! — заметил кто-то.

— Шли они курсом 135 градусов, направляясь к проливу Варде, — продолжал Васильев. — Мы объявили тревогу и начали маневрирование. Атака проходила нормально и не заняла много времени. Охранение нас не заметило, и мы прорвались внутрь внешнего кольца и выпустили торпеды — сперва по головному транспорту, а затем, Отвернув на 18 градусов влево, дали второй залп — по второму. В момент второго залпа мы, вероятно, были засечены. Атаковавшие нас охотники сбросили первую серию глубинных бомб.

— Как тонули транспорты не удалось увидеть? — спросил я.

— Любопытство-то нас и подвело. Почти одновременно с первыми бомбами были слышны взрывы торпед. Я решил поднять перископ и посмотреть на результат атаки. Один из транспортов лег на правый борт, а второй уходил под воду кормой. Однако поднятый на несколько секунд перископ оказался хорошим ориентиром, и нам пришлось дорого заплатить за свое любопытство. Катера атаковали нас немедленно. Они-то и причинили нам основные повреждения. Два отсека получили пробоины и стали заполняться забортной водой. Мы боялись, что не сумеем устранить повреждения, не удержим глубину… К счастью, мы справились с повреждениями.

— По-моему, не два, а все отсеки у вас имели пробоины, — поправил подошедший к нам флагманский механик бригады Иван Коваленко. Он уже успел проверить все отсеки подводной лодки и теперь шел вместе с рабочими судоремонтных мастерских доложить командованию свои соображения о плане форсированного ввода в строй поврежденного корабля.

— Я говорю о первоначальных повреждениях, — усмехнулся Васильев. Остальные пробоины были получены потом. Нас ведь преследовали и бомбили в течение 28 часов…

— Кончайте митинговать! — услышали мы голос контр-адмирала Колышкина. Он проводил вице-адмирала Николаева и сопровождавших его лиц в штаб флота и возвращался на бригаду. — Командиру надо отдохнуть. А вы почему здесь? комбриг вдруг заметил меня: — Марш в каюты! Приведите себя в порядок, а потом будете травить дальше. Времени еще хватит…

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное