В благородном семействе

Едва мистер Брэндон дочитал строки сего документа и взбурлили в нем разноречивые страсти, пробужденные ими, как дверь в его комнату с силой распахнули, и кто-то вошел. Брэндон вздрогнул и обернулся в тайном страхе, что Каролина уже исполнила свою угрозу и что явился вестник сообщить ему о ее смерти. Непрошеным гостем был Андрее Фитч. Шляпа надвинута на лоб… глаза горят; и если бы мужские бороды могли вставать дыбом где-нибудь, кроме как в стихах или романах, то борода его, несомненно, образовала бы вокруг его лица щетинистый медно-рыжий нимб. Но поскольку такая возможность была исключена, у Фитча только был удивительно свирепый вид, когда он, заложив руки за спину, прошествовал к столу. Дойдя до этого барьера между собою и мистером Брэндоном, он остановился и безмолвно уставился ему в лицо.

– Разрешите спросить, мистер Фитч, чему я обязан честью видеть вас у себя? – воскликнул Брэндон после минуты недоуменного ожидания.

– Честью!.. Ха-ха-ха! – вскричал мистер Фитч в самом сардоническом и вызывающем тоне. – Честью!

– Честь или не честь – как вам угодно, милейший, но уж никак не удовольствие, могу вас заверить! – сказал Брэндон с раздражением. – Скажем тогда просто: каким чертом вас сюда принесло?

Фитч плюхнул альбом на стол прямо Брэндону под нос и сказал:

– Вот что принесло меня сюда, сэр – етот альбом; или прошу прощения, этот альбом – ха-ха-ха!

– Ага, понимаю! – сказал мистер Джордж и, не удержавшись, улыбнулся. Я с вами сыграл жестокую шутку, Фитч, украв у вас стихи; но в любви все средства хороши.

– Фитч, сэр? Для вас я не Фитч! Быть со мной на короткую ногу я позволяю только людям чести, да – а не жуликам, сэр; и не мерзавцам, лишенным сердца! Повторяю, сэр, мерзавцам! Гадам, сэр; п-подлецам, сэр!

– Подлецам, сэр?! – рявкнул, вскочив, мистер Брэндон. – Подлецам! Вы, грязный шарлатан из лондонских подонков! Вон отсюда, сэр, или я вас вышвырну в окно!

– Вот как, сэр? Попробуйте, сэр: только не выйдет, руки коротки! Я, сэр, художник, и ничуть я вас не хуже. Мошенник, негодяй, предатель! А ну, подойди!

Мистер Брэндон, несомненно, подошел бы, когда бы его не остановило одно обстоятельство; и заключалось оно в том, что Фитч выхватил из-за пазухи блеснувший в воздухе длинный и острый средневековый кинжал, составлявший часть его артистических принадлежностей и коим он не позабыл вооружиться для этой встречи.

– Подойди, предатель! – вопил Фитч, размахивая грозным своим оружием. Тронь меня пальцем, и я вонжу клинок в твое черное сердце! Ха-ха-ха! Дрожишь?

Брэндон, аристократ Брэндон, и впрямь немного побледнел.

– Спокойно, сэр, – сказал он, – чего вы хотите? Уж не думаете ли вы запугать меня вашими нелепыми мелодраматическими выпадами? В конце концов, это было только шуткой, сэр, и я сожалею, что она вас обидела. Что еще могу я сказать?.. Что я должен сделать?

– Вы должны принеси, извинения; и не только мне: вы должны, в моем присутствии, сказать мисс Каролине, что вы украли у меня те стихи и воспользовались ими, не спросясь.

– Послушайте, мистер Фитч: я сочиню и отдам вам, коли вам угодно, хоть десять стихотворений ничуть не хуже вашего, но то, о чем вы просите, невозможно.

– Тоща я устремлюсь прямо к мисс Каролине, сэр, и она узнает о вашем подлом мошенстве. Я ей покажу, что вы за хрукт, сэр.

– Можете, если хотите, показать ей, что я за «хрукт», как вы выражаетесь, но честно вас предупреждаю, что дама скорее поверит мне, чем вам; и если вы станете клясться ей всеми клятвами, что стихи ваши, я тогда просто скажу, что…

– Да, сэр, что вы скажете?

– Скажу, что вы лжете, сэр! – крикнул Брэндон, топнув об пол каблуком. – Повторяю: я напишу другие стихи. Но это все, что я могу сделать для вас, а теперь ступайте и не суйтесь в чужие дела!

– На черта мне ваши стихи, сэр! Вы лжец и мошенник. И, кажется, трус вдобавок? Трус! Да, я так полагаю, что вы трус; а ежели нет, то вы, не угодно ли, встретитесь со мною завтра утром, как мужчина с мужчиной, и дадите мне удовлетворение за эту подлую обиду!

– Сэр, – сказал Брэндон крайне пренебрежительно и высокомерно. – Если вы хотите произвести надо мной такую же расправу, как над нашим благородным языком, я не буду вам чинить препятствий. Хотя человек моего состояния и не обязан принимать вызов такого, как вы, безродного прощелыги, я тем не менее исполню вашу волю. Но берегитесь: щадить вас, клянусь, я не стану, а я попадаю в червонного туза с двадцати шагов.

– Посмотрим, чья возьмет, – спокойно сказал Фитч. – Если я и не попадаю с двадцати шагов в туза, я все же могу попасть в человека с двенадцати – и завтра постараюсь это сделать. – С такими словами, метнув в мистера Брэндона самый презрительный взгляд, молодой художник вышел за дверь.