Вот только карьера чиновника была ему настолько не по нутру, что через год У Ченъэнь совершает немыслимый для китайца поступок — он бросает чиновничью службу, увольняется, и уходит в никуда. Отныне и до самой смерти он живет только литературным трудом. Читай — живет крайне бедно, с клеймом неудачника и презираемый всеми своими успешными знакомыми. У него не было детей и он прожил жизнь затворником. Умер в полной безызвестности и крайней нищете в 1582 году, ничего не оставив после себя.
И только через много лет выяснилось, что все эти самые трудные последние годы жизнь наш неудачник каждый вечер садился и писал роман. Очень странный роман — чуть ли не первый роман-фентези на планете: с богами и демонами, оборотнями и драконами, легендарным оружием и колдовством. Очень длинный роман — по нынешним издательским нормам его можно нарезать на десяток книг в серии. Очень талантливый, на редкость смешной и невозможно дерзкий роман — не случайно он увидел свет без указания автора, которому он мог принести очень серьезные неприятности. Невозможно добрый роман, написанный человеком, прожившем очень трудную жизнь, но не озлобившимся. Великий роман, составивший славу Китая во всем подлунном мире. Давным-давно сам У Ченъэнь стал «просто землей и травой». Давно уже ничего не осталось от его удачливых современников. Когда-то ничего не останется и от сегодняшних людей, создающих по этой книге фильмы и сериалы, компьютерные игры и аниме. Все пройдет, но эта нелепая компания так и будет идти на Запад, и белый конь-дракон будет неспешно цокать копытами по камням, священник по-прежнему будет тупить, Сунь Укун — злиться по этому поводу, Чжу Бадзе — ныть, что пора бы уже сделать привал и что-нибудь поесть, а Ша Сен — безропотно нести вещи на своем странном посохе, заточенном под истребление демонов.
И так будет до тех пор, пока люди в этом мире будут ценить красоту и фантазию.
Я закончил рассказ. Все молчали. Потом, наконец, заговорила Светлана:
— Красиво сказал, Митя. И история красивая. Вот только… Хорошо, что у него оказался настоящий талант. А если бы нет? Если бы он был бездарем? Графоманом, убежденным в своем таланте? А ведь именно таких — подавляющее большинство. Был бы тогда человек, загубивший и свою жизнь, и жизнь своей семьи ради иллюзий.
— Блин, ну и вопросы ты задаешь, — смешался я.
— А я много про это думаю, — откликнулась Светлана. — Помнишь старую притчу, про двух лягушек, попавших в кринку с молоком? Ну, там где первая сразу сдалась и утонула, а вторая Била лапками, сбила из молока масло и выбралась на волю. А я вот всегда думаю — а если бы в кринке оказалось не молоко, а вода? Умерли бы обе, просто одна сразу же, а другая мучилась. Жизнь — она вообще на книжки не похожа, если думать.
Она улыбнулась.
— Старая стала, много думаю о том, что останется… Ну, вы понимаете. После.
И вдруг прочитала размеренно:
И все опять помолчали.
— Роберт Рождественский? — зачем-то спросил я, хотя знал ответ.
— Да, из сборника «Последние стихи», — ответила Светлана. — Странный какой-то разговор у нас сегодня получается. Лучше объясни, почему именно «Путешествие на Запад»?
— Да по всему! — отмахнулся я. — Там вообще поддавки какие-то, нам это название разве что на лбу еще не написали. Демоны-якши постоянно возникают по ходу всего романа, грабли с девятью зубцами — знаменитое оружие Чжу Бацзе, посохом чань-бо, специально заговоренным под убийство демонов вооружен Ша Сен, атаку монстра из его собственного желудка провернули Сун Укун на пару с богиней Гуанинь, и так далее и тому подобное. Плюс «соседи», плюс буддизм, котором пропитано «Путешествие на Запад», плюс цифра «шестьдесят» — указаний более чем достаточно, только слепой не заметит.
— Это что же… — не столько злобно, сколько растерянно начала Ольга, — Мало того, что я с граблями бегаю, так я еще и типа свинья теперь получаюсь? Ну спасибо!
— Да ладно тебе, — отмахнулась от соперницы Татьяна, которая о чем-то всерьез задумалась. — Я тогда вообще демон-людоед получаюсь и ничего, не выступаю. Это просто крутое масштабирующееся оружие, чего тебе еще надо?