В бой роковой...

— Одобряю, Ваня. Надеюсь, мы с тобой не только вспомним былые дела, но и будем продолжать их, а?

Склепин ответил не сразу. Уж не переменился ли? Впрочем, он всегда был малоразговорчивым и скрытным. Только когда вышли на набережную, ответил:

— Безусловно, продолжим. А ты сам-то не думаешь в типографию?

— Нет, я на экспедиции. Сподручней: всюду бывать могу. Ты пока в казарме надежных ребят подобрал бы...

— Там есть кое-кто.

Договорились о встречах. Вот такие замкнутые, невозмутимые, как Склепин, люди — золото для подполья. Как хорошо, что они пойдут рядом.

Работа на почте теперь кипела. Все новые и новые появлялись газеты, надо было оформлять подписку, составлять графики распространения... Сергей хотел сегодня пораньше освободиться, чтобы вечером забежать к Прокашеву — надо с ним, как с Теснановым, договориться об агитации против записи в добровольцы, о разложении создаваемых воинских частей.

Внезапно на почту явились два полицейских. Присмотрелись к служащим. Один из них узнал Закемовского, поддел:

— Ловко ты, большевичок, устроился.

Сергей попробовал отшутиться, дескать, маленьким людям безразлично кому служить, абы харч был. Но полицейский не принял шутливого тона.

— Знаем мы вас... А ну давай в участок.

Закемовский стал протестовать, его схватили за руки.

— Да вы что, господа? — возмутился он. — Пустите. Я сам пойду! Сам господину начальнику доложу.

По дороге, пряча тревогу, размышлял: неужели этот сынок лесопромышленника в самом деле что-то знает? Вряд ли. Ведь Сергей никогда и нигде не афишировал, что с двенадцатого года состоит в рядах большевиков, что в царское время подвергался гонениям. Да, работал экспедитором партийной литературы, но кто уловит эту тонкость? Почтовый работник, и все.

На этом он твердо и стоял, очутившись в кабинете участкового начальника. Заявил:

— При Советах я занимался экспедированием прессы, как и сейчас. Имел и имею дело только с цифровыми данными и адресами — сколько куда направить по подписке и указанию властей. Поэтому не понимаю... — И пожал плечами.

Начальник окинул его колючим взглядом. Куда повернет, что предъявит? Лишь бы не связал с партийной принадлежностью. Остальное Сергей отобьет. Небольшая пауза показалась долгой. Не нашелся-таки начальник что-либо возразить.

— Можешь идти, — кинул он. — Но гляди у меня... Советские порядки выкинь из головы.

— Понимаю. Как не понять, господин начальник!

Хоть сравнительно и быстро отделался, но к Прокашеву не успел. О походе в Исакогорку рассказал ему на следующий день. А тот с Теснановым уже предпринял кое-что. Подобрали агитаторов.

С душевной болью подпольщики оставляли надежду на скорый приход Кедрова. Все больше осознавали сложность положения. Между тем работу свою продолжали. На пригородной станции Исакогорка Юрченков заимел друзей железнодорожников, которые водят эшелоны к линии фронта. Один из них — помощник машиниста Федорович — привез оттуда два номера газеты «Вечерние Известия Московского Совета». Как же обрадовались им!

В номере за 3 августа напечатана речь Ленина на митинге Варшавского революционного полка. Вождь с гневом говорил: «Свободолюбивые» и «справедливые» англичане душат всех и вся, захватывают Мурман, английские крейсера подходят к Архангельску и обстреливают батареи, — и все это в интересах «защиты» России. Совершенно ясно, что они хотят окружить Россию кольцом империалистских грабителей и задушить ее...»[2]

А в номере за 9 августа газета дала оценку положения, указав, что в момент, когда Страна Советов потеряла ряд городов на Волге и Юге, пал второй порт Севера. «Из всех этих чувствительных ударов выделяется последний — архангельский, нанесенный в нашу грудь грубым кулаком бело-англо-французской буржуазии».

Позже, в речи перед слушателями Свердловского университета, отправлявшимися на фронт, Ленин со всей прямотой объяснит, что Северный фронт «был особенно опасным, потому что неприятель находился там в наиболее выгодных условиях, имея морскую дорогу...»[3]

Вскоре Юрченков явился с воззванием наркома Кедрова к населению северных губерний, отпечатанным листовкой. В нем разоблачалось лицемерие западных стран, коварно вторгшихся на Север.

— Это боевая программа для нас, — сказал Григорий. — Читай вслух, Сергей.

Закемовский начал быстро читать, задерживая внимание на более важных, как ему казалось, местах. Например, вот это: «...англичанам, французам и американцам для пополнения своих полков нужна беднота как пушечное мясо. Всего у них вдоволь: и пушек, и снарядов, и денег, но мало людей. За ними они пришли в Россию... И будут подкупать вас деньгами и как наемных убийц гнать... против своих же, родных братьев».

— Точно! Я же был на вербовочном сборе генерала Пуля, — вставил Закемовский и продолжал выделять уверенные слова воззвания: — «Мы временно отступаем перед их крейсерами и дальнобойными орудиями. Но мы придем неизбежно, ибо нет той силы, которая смогла бы сокрушить власть миллионов рабочих и крестьян». А дальше призыв:

«Настал решительный час.