В бой роковой...

Всякий, в ком не остыла душа и не зачерствело сердце, пусть делает все, чтобы сокрушить иноземных насильников. С оружием в руках идите в наши ряды, образовывайте партизанские дружины, связывайтесь между собой и с Красной Армией...

Пусть все мужчины и женщины превратятся в беспощадных мстителей...»

— Давайте этот листок передавать по рукам, чтоб как можно больше людей узнало, — сказал Юрченков. — Очень кстати будет против вербовки так называемых добровольцев.

— Да-а, — вздохнул Закемовский. — Значит, красноармейцы придут нескоро. Беспощадными мстителями будем!

День ото дня агитация, которую развертывали подпольщики, становилась все ощутимей.

В конце августа Юрченков вновь порадовал: под нательной рубашкой принес газету «Правду», в ней напечатано письмо Ленина к американским рабочим. Его также читали и коллективно, и поодиночке, поражаясь ленинской откровенности в рассказе о тяготах русского пролетариата и его гордости за правое дело: «...Мы подняли перед всем миром знамя борьбы за полное свержение империализма»; «Мы находимся как бы в осажденной крепости...» Прекрасны и убедительны слова в адрес американского народа, богатого революционными традициями. В них выражена уверенность, что он будет на нашей стороне![4]

Не раз потом обсуждали это письмо в узком кругу товарищей, строили предположения, какой отклик вызовет оно в Америке. Жаль, что нет английского текста, подпольщики распространили бы его в солдатских массах.

Тем временем среди горожан все чаще слышались разговоры о том, что на фронте как бы коса нашла на камень. Генерал Пуль с Бочкаревой то и дело произносили речи, заманивая людей в добровольцы сытным пайком. Однако пряник не помогал, и они уже угрожали кнутом.

...Нежданно-негаданно к Петрову явился Сапрыгин, Николай Евменьевпч, старый друг.

После горячих объятий сели за стол и забросали друг друга вопросами. И хотя оба, хозяин и гость, были голодны, они забыли о еде. Хозяйка Александра Алексеевна то и дело напоминала:

— Да поешьте вы сначала!

— Потом, потом.

Голубые глаза Сапрыгина блестели.

— Я к вам прямо с Печоры... Думаю, здесь нужней. А может, за линию фронта махнем, а?

Петров посмотрел на друга. У Николая сохранилась густая шевелюра, только стала совсем белой. А ведь он на два года моложе, ему сорок два.

— Дела тут, Коля, как сажа бела, — вздохнул Петров. — Положение наше, уже когда вражеские корабли приближались к городу, было отчаянным. Предатели сорвали оборону... Интервенты обрушили на город волну арестов. Хватают всех — партийных, членов исполкомов, от губернского до волостного.

Сапрыгин потеребил седеющую бородку клинышком и тревожно взглянул на Александра. Тот перехватил его взгляд:

— Да, Коля, и я жду очереди. То в Соломбале, то в Маймаксе скрываюсь.

— Только-только заявился, — вставила жена.

— Печально, — вздохнул гость.

— Разумеется, укрываюсь не в селедочной бочке, живу среди рабочих. Время зря не пропадает, вербую людей. Ты, Коля, наверно, уже слышал об архангельской жизни. К вам в Устьцильму Калмыков с месяц как уехал.

— Нет, Саня, — грустно сказал Николай. — Калмыков до нас не доехал. Получили сообщение, что в пути погиб. Послали Макара Боева расследовать.

Александра Алексеевна ахнула, всплеснув руками.

— Как же так? — недоуменно пожал плечами Петров. — Ведь он по нелегальному паспорту Юрченкова выехал.

— Вон что... А где же Юрченков?

— Григорий здесь. Вместе с Калмыковым они тут скитались. Прокашев с Чуевым из кассы профсоюза строительных рабочих выдали им деньги под аванс. Калмыкова арестовали за агитацию, еле выкрутился. Порешили так: он уедет в Устьцильму, а в случае угрозы вся ваша артель перейдет через Тиманский хребет и вступит в ряды Красной Армии.

На вопрос Петрова о Печоре Сапрыгин ответил:

— Тревожно и на Печоре. Лазутчики восточной контрреволюции появлялись у нас. Говорят, где-то повстречались даже с северными бандами.

— Вот это самое страшное, — бросил Петров, хрустнув сцепленными пальцами рук. — С первого дня они затрубили тут о соединении сил.

— Еще бы. Тогда им и путь откроется в глубь страны. Штаб Красной Армии, понимая эту опасность, принял меры и пресек сношения между вражескими разведотрядами. Наша артель ссыльных превратилась в подпольную организацию. Как и при царе... Ну а что здесь, в городе, народ не деморализован арестами?

— Нет, Коля. Рабочие сейчас еще сильнее верят в большевиков. Эсеры и меньшевики совсем горят. Столько расточали слов они о подлинной свободе на Западе... А теперь рабочие им на каждом шагу напоминают о порожденных ими тюрьмах, сиротах, вдовах.

Откинувшись на спинку стула, Петров с сожалением заметил:

— Заранее людей для подполья следовало подобрать, а мы чересчур самонадеянны были. В самый последний момент Метелев выделил нас, несколько человек, и сказал, чтобы считали это заданием ЦК. В сущности, мы явились первыми собирателями сил подполья. Сейчас выдвинулся Карл Теснанов. Твердокаменный человек. И удобно ему под ширмой профсоюзов действовать.

— Знаю его. В их профсоюзе, кажется, тысяч двадцать портовых грузчиков?