В бой роковой...

— Да нет, что вы! Семен Иванович до гроба верен революции. Сосед у него паскудный. Меня за комиссара принял, грозился донести. Семен Иванович ему: какой это комиссар, художник он. Тот и слушать не хочет. И всему виной вот это, — Чуев бросил портфель на диван. — Твердит сосед-буржуйчик: «Все комиссары с портфелями ходили».

Чуев положил на стол теплую еще буханку хлеба, от которой пошел ароматный запах.

— Гостинец от Семена Ивановича.

С довольной улыбкой Андроник скрылся на кухне, а Чуев как-то виновато взглянул на Сергея.

— Прошу прощения, товарищ Закемовский. Нехорошо я думал о вас. Обиделся, что ночью вы меня довольно грубовато выпроводили. Сжигание документов принял за вредительство. Прокашев открыл мне глаза. Очень приятно, что встретил вас здесь, а то бы ночь не спал, терзался.

Сергей протянул ему руку, весело сказал:

— Не стоит извиняться, Виктор: мы квиты.

За ужином они повели откровенный разговор.

— Сегодня Юрченков с Печоры вернулся, — сообщил Чуев. — За точильными камнями и суриком посылали его. Там артель политссыльных этим промышляет. Один из них, Семен Калмыков, вместе с Юрченковым приехал. За деньгами для артели. Как кур во щи оба попали.

Григория Юрченкова Закемовский хорошо знал.

— Теперь я даю Григорию наряд в Маймаксу. Пароходы красить.

«Важно, — отметил про себя Сергей. — Значит, будет общаться с моряками. Может развернуть вербовку». Что Юрченков станет активистом подполья, сомнения не могло быть. Участник революции пятого года. Служил в царском флоте, распространял среди моряков листовки. Должен был предстать за это перед судом, но дезертировал. Под фамилией Васильев устроился на Путиловский завод, где в марте семнадцатого стал большевиком.

За столом друзья погоревали об арестованных товарищах-исполкомовцах. Сергей успокаивал:

— Ничего, братыши. Вот-вот Кедров с войсками появится. А мы ему поможем.

С надеждой укладывались спать. Сергей выразил только сомнение, сохранится ли малярная мастерская, найдется ли ей работа.

— Ее будет у нас по горло, — ответил Чуев. — Уже в первый день купцы заказы на вывески предлагали. Некоторые прямо с молебна заходили. Не терпится.

— Что ж, покраска пароходов на пользу советскому флоту пойдет. А купеческие вывески вторично придется сбивать. У вас вроде артели напрасного труда получается, — под смех товарищей сказал Сергей.

ПОДПОЛЬЕ — БОЙ ОСОБЫЙ

Утром Виктор с Андроником ушли в свою мастерскую, а Сергей задержался, прикидывая, куда пойти и чем заняться. Тянуло на телеграф, может, там что прояснилось бы, но Настя заступит на дежурство с обеда, а с другими разговаривать небезопасно.

Звякнула щеколда калитки. Сергей выглянул во двор, подумав, что вернулись ребята, но от ворот к дому шла Катя Петрова. Ох, не с добром, не иначе что-то случилось. В тревоге Сергей выскочил ей навстречу, не желая думать о возможном аресте ее отца. Вид Кати успокоил. Она улыбнулась, довольная, что застала его дома.

— Папа просил передать, чтобы вы, Сергей Алексеевич, устраивались на работу...

— Какая сейчас работа! — прервал ее Сергей. — Передай Александру Карповичу, что в город Кедров с красноармейцами едет. Наверно, и секретарь горкома Суздальцева с ними возвращается.

— Весть о Кедрове я ему вчера принесла, — ответила Катя. — Однако, пока суд да дело, говорит он, надо устраиваться. Советует поступить на почту.

Закемовский почувствовал неловкость за свой порыв и поспешил спросить, знает ли Александр Карпович об аресте Стрелкова.

— Знает. Никуда из дома пока не будет выходить. Сказал, чтобы вы, Сергей Алексеевич, как смута уляжется, зашли к нему.

На почте его оформили быстро: был экспедитором, дело знает. Правда, работы еще нет, но скоро, как создадут газеты, все здесь, говорят, закипит. «Надеются, видать, укрепиться. Чёрта с два!»

Сергей решил пройтись по городу. На заборах и стенах домов уже появились объявления, призывавшие вступать в славяно-британский батальон. «Не очень-то надеются на свои силы». Прохожие с удивлением читали и, качая головами, проходили.

На Троицком проспекте, перед зданием губисполкома, где теперь восседало «северное правительство» бывшего народника Николая Чайковского, Сергей в изумлении остановился: на крыше рядом с красным флагом развевался и трехцветный флаг. Эсеры придумали так символизировать свою власть: республика и революция. Вот лизоблюды!

— Позорят нашу святыню. Не могу терпеть, Карл Иоганнович! — выпалил он, забежав к Теснанову. — Сниму наше красное знамя. Подберу ребят и ночью...

Теснанов разделял чувство возмущения, однако высказался против горячности и поспешности. Надо обождать, подумать. Медлительный он, Теснанов, человек, но и упорный. С Февральской революции настойчиво создавал союз транспортных рабочих, терпеливо выслушивал грузчиков в порту, изучал их нужды, добивался улучшения условий работы. И результат очевиден: в союзе теперь более 20 тысяч человек.