В боях рожденное Знамя

К вечеру сопротивление фашистов заметно ослабело. Вскоре на лестнице, ведущей в подвал, мелькнул белый флаг. Старший лейтенант Гусев доложил об этом капитану Неустроеву. Прекратили огонь. Для переговоров в подземелье послали рядового Прыгунова, знавшего немецкий язык. Через двадцать минут солдат вернулся и доложил, что гитлеровское командование готово вести переговоры, но лишь со старшим офицером.

«Кого же послать?» — подумал Неустроев и тут же вспомнил лейтенанта Береста, заместителя по политчасти. Вызвали лейтенанта. Комбат Неустроев был человек мужественный, но внешне неказистый, может быть, поэтому его выбор пал на представительного с виду замполита.

— Ты никогда не мечтал быть дипломатом? — спросил его Неустроев.

— И в голову не приходило.

— А зря, ты ведь рожден для дипломатии.

Берест удивленно посмотрел на командира.

— Тут нам предложили провести переговоры, — начал Неустроев. — Давай умывайся, брейся, переодевайся и к немцам. Они желают разговаривать с человеком представительным.

Берест улыбнулся:

— А что, попробуем…

Составили группу для ведения переговоров. Во главе — Берест. Его «адъютант» — Неустроев, переводчиком — Прыгунов. Неофициальным представителем на переговорах — лейтенант Герасимов с пулеметами у выхода.

Спустились в подземелье. Навстречу вышли два офицера и переводчик. Начал Берест:

— Ваше сопротивление бессмысленно. Предлагаем сдаться в плен. Гарантируем всему гарнизону жизнь.

Гитлеровцы ответили, что они согласны сдаться при условии: выведения наших войск из рейхстага.

— Тогда мы выйдем из подземелья и сдадимся, — закончил офицер.

Хитрое условие, их около двух тысяч, а наших — около трехсот человек… Пойти на такой шаг — значит отдать врагу все, что было завоевано. Берест решительно отверг условие гитлеровцев. Они обещали дать ответ через двадцать минут.

Прошло два часа. Ответа от противника не поступило. За это время подразделения пополнились боеприпасами, впервые за последние два дня была доставлена горячая пища.

В пятом часу утра предпринята атака подземелья. Забросали проход гранатами, а затем мелкими группами проникли в подвал. Вскоре в коридорах показались фашисты с белыми флагами. Огонь прекратился. Появился офицер и вручил Бересту приказ коменданта рейхстага своим войскам о сдаче в плен. Ровно в пять часов утра колонна пленных потянулась из подземелья. Их было 1640 человек.

150-я дивизия овладела полностью рейхстагом.

В бункере в это время начался переполох. Там готовились к бегству.

В рейхсканцелярии, как потом стало известно, создали две группы: одну возглавил Борман с генералом Монке, вторую — Артур Аксман. Геббельс не собирался бежать, а решил последовать примеру фюрера и покончить жизнь самоубийством. Первым застрелился генерал Кребс. Следом Бургдорф. Затем раздались выстрелы в верхнем бункере — стрелялись генералы, офицеры, чиновники, адъютанты.

Вечером покончили с собой Геббельс и его жена. Аксман договорился с генералом Монке, что обе группы должны будут двигаться на север и встретиться у Вейдендамского моста.

В ночь на второе мая они вышли из бункера и двинулись со своими группами, как договорились, по намеченному пути. Все переоделись в штатскую одежду, под видом фольксштурмовцев, крадучись, прижимаясь к стенам зданий, шли на север к Унтер-ден-Линден, надеясь пробиться к войскам гроссадмирала Деница.

Вот как вспоминает об этом бывший руководитель гитлерюгенда Артур Аксман:

«…Борман шел первым. У вокзала Фридрихштрассе прошли по железнодорожной насыпи и направились вдоль путей на запад. Дошли до набережной. Неожиданно раздались выстрелы. Борман остановился… По всей видимости, в Лертерском вокзале русские. Надо идти на север. Неожиданно появился русский патруль. Никто из солдат к нам не проявил никакого интереса. Более того, они даже угостили сигаретами. Борман и Штунфергер взяли сигареты и пошли дальше…»

На вопрос советского журналиста М. И. Мержанова, встретившегося с Аксманом после войны, действительно ли жив Борман, как сейчас утверждают западные журналисты, Аксман ответил:

«Да, я слышал о Бормане много различных, в том числе и нелепых историй. Думаю, что их сочиняют в полицейских управлениях и за хорошие деньги продают владельцам наиболее богатых, ищущих сенсаций журналов… Я сам видел убитого Бормана…»