В боях за Молдавию. Книга 1

— Счастливых полетов, друзья!

Доверие

Группу наших самолетов вел Алексей Амелин. Напарником Шпынова шел молодой летчик Николай Поляков. Когда до конца патрулирования оставалось десять минут, в районе прикрытия появились истребители противника. Завязался воздушный бой. В тяжелый момент боя Амелин вдруг заметил, как один из самолетов его группы стал беспорядочно падать. «Подбили! — решил он. — Кого?» Амелин осмотрел своих ведомых— машины Шпынова рядом не было. «Сейчас врежется в землю. Нет, выровнялся».

Самолет, оказывается, не был подбит, летчик искусно имитировал падение, чтобы выйти из боя.

— Вот подлец! — возмутился Амелин.

Поляков, оставшись без ведущего, заметался. «Мессершмитт» только этого и ждал. Как коршун, он бросился на оторвавшегося от группы Полякова. Положение осложнилось. Полякову пришлось хитрить, изворачиваться, выписывать головокружительные фигуры высшего пилотажа. Ему удалось отвязаться от «мессера», но пристроиться к группе не смог — на него насела еще пара ME-109. Плохо пришлось бы ему, если бы на помощь не ринулся Амелин…

Вернувшись на аэродром, Амелин не увидел на стоянке самолета Шпынова. И только тогда, когда все самолеты группы зарулили в капониры, произвел посадку Шпынов.

Разъяренный Амелин подозвал Шпынова:

— Почему ушел от своих?

— Меня зажали.

Шпынов смотрел на Амелина ясным безмятежным взглядом. Это взорвало Амелина.

— Не ври.

Амелин покраснел от злости, но сдержался и спокойно сказал:

— О себе заботишься? Бросил ведомого! Поляков чудом остался жив.

— Я не виноват, — оправдывался Шпынов. — Поляков не может держаться в строю. Он и меня не мог бы прикрыть. Он виноват, а не я.

— Ну уж… знаешь… В другой раз поступлю по законам войны… Ребята, — обратился он к летчикам, — проведите с ним воспитательную беседу. И предупредите: если хоть раз еще увижу, как он труса в небе выплясывает, — пусть пеняет на себя.

Не взглянув больше на Шпынова, Амелин ушел в землянку КП полка.

Летчики не стали вести «воспитательного разговора». Они двинулись за командиром.

— Поляков! — окликнул Шпынов своего ведомого. Но тот, сделав вид, что не слышит, поспешил уйти вместе с летчиками. Оправившись от пережитого, он уже балагурил с ребятами.

— Ну и одурачил же я сегодня «шмиттов». Вальс перед ними плясал: то одну ножку дам, то другую, а затем — крутанусь… да так, что они рты разинули и упустили меня.

— Упустили бы, если б не командир, — остановил его Жигуленков.

— Я… знаю, видел…

Боевая работа в полку продолжалась.

Лето выдалось жарким. Солнце, казалось, не пряталось за горизонт, а ходило в лазоревом небе по кругу и светило все двадцать четыре часа. Пыль висела над аэродромом, не оседая. Знойные дни походили один на другой. Каждому казалось, что он и ест и пьет не досыта и не может выспаться. От многочасового сидения в тесной кабине самолета ныло все тело, голова тяжелела. Летали много: по пять-шесть раз в день.

Возвратятся летчики на аэродром, коротко доложат о результатах вылета, наскоро пожуют бутерброд, запьют компотом и снова к машинам. А от самолета уже отъезжают неуклюжие бензозаправщики, и механики докладывают о готовности машин к вылету.

Вечером в шестой вылет группу повел Федя Семенов. Оставшиеся на земле люди не отходили от рации. Их друзья вели тяжелый бой. Через сорок минут самолеты возвращались с боевого задания. Последним сел самолет Бориса Жигуленкова. Борис устало вылез из кабины, бросил на землю шлемофон. Волосы его слиплись на лбу, гимнастерка взмокла. В уголках губ засохла пена. Он вытер рукавом лицо и, ни слова не сказав, упал в пожухлую траву у самолета.

«Плачет», — решил механик Коля Смирнов и не стал приставать с расспросами.

— Товарищ старший лейтенант, а где мой командир? — спросил Жигуленкова механик Феди Семенова. Жигуленков поднял голову, некоторое время смотрел на механика с недоумением, потом вдруг лицо его исказилось и он закричал:

— Вы что ко мне пристаете? Воевать надо, а не болтаться здесь.

— Вы на меня не кричите, можете на своего механика кричать, — обиделся механик Семенова, но потом, поняв в чем дело, с досадой в голосе тихо сказал: — Тоже друзья, прикрыть не могли.

— Кто не прикрыл? Ты соображаешь, что говоришь?

— Замолчи, — сказал инженер полка механику. — Видишь, человек не в себе.

— Мне, может быть, тоже свет не мил. Что я ему сказал?

Оставив инженера и механика, Жигуленков подошел к бочке и, зачерпнув полный ковш воды, стал жадно пить.

Вскоре весь полк знал, что с задания не вернулся Федя Семенов. Ведомым у него был Александр Шпынов.

Светила полная луна. На окнах уцелевших домов мирно дремали черные силуэты листьев.

Шпынов не помнил, как оказался на улице. Прошел несколько кварталов. Потом брел узенькой дорожкой. Огромное дерево, срезанное под корень артиллерийским снарядом, отброшено далеко от дороги. Пень присыпан землей и поломанными ветками.

Резко свернув влево, он вскоре оказался на летном поле аэродрома, где ему было так хорошо в кругу боевых друзей. Сейчас здесь пустынно и сумрачно. В лунном свете силуэты зачехленных самолетов походили на безжизненных лошадей.