Мгновение для ориентировки — и наши истребители находят свое место в бою. Шесть «лавочкиных» прикрывают штурмовиков. Они не отходят. Я со своим ведомым Владимиром Погодиным сковываем боем истребителей врага, оттягивая их в сторону линии фронта. Мой «лавочкин», задрав нос, круто, почти отвесно ввинчивается в небо и оттуда, сверху, камнем падает на врага. Не успеваю нажать гашетку пушек, как немецкий летчик, сделав переворот, ускользает от меня.
«Ушел!» — с досадой подумал я.
Выбираю новую цель. Мы быстро сближаемся. Держу врага на прицеле. Проходят мгновения предельного напряжения, кажется, перестаю дышать. Расстояние между нами сокращается. Всем сердцем хочу побыстрее вогнать меткую очередь в ненавистного врага, прилетевшего в наше небо на сером самолете с паучьей свастикой на крыльях. Силуэт вражеского самолета все увеличивается в прицеле. Невольно рука стремится… Но разум подсказывает: «Рано. Бить, так наверняка, с небольшой дистанции». Подхожу к вражескому самолету вплотную и нажимаю на гашетку пушек. Мощный сноп огня, и огненная трасса прочерчивает сигарообразный фюзеляж «мессершмитта». Самолет вспыхивает и, оставляя за собой шлейф черного дыма, врезается в землю.
Показалась передовая. Штурмовики в безопасности. Наши истребители зорко охраняют их и одновременно ведут бой с «мессершмиттами». Рядом проносятся с бешеной скоростью краснозвездные «лавочкины». Мелькают плоскости с черными крестами. От самолета к самолету протягиваются огненные шнуры. А внизу огромным движущимся клубком догорают обломки сбитых машин. Наши самолеты становятся хозяевами в воздухе.
Леня Амуров.
Когда солнце было уже высоко, над Скулянами появилась стая серобрюхих хищников с крестами на крыльях. С большого луга, ставшего по прихоти войны аэродромом, поднялась в воздух шестерка наших самолетов-истребителей. Среди них была машина Лени Амурова.Леня — обыкновенный русский парень. Комсомолец. Внешне он не выделялся ничем: небольшого роста, курносый, с непокорным хохолком светлых волос и неизменной улыбкой на широкоскулом юношеском лице и похожий на тысячи его сверстников, делавших трудное дело войны.
Во время войны бывало иногда такое, что не расскажешь, а если расскажешь, не удивишь. Вероятно причиной — просто характер нашего народа. Всегда у нас необыкновенное в конце концов становится будничным. Этот случай, пожалуй, достоин, чтобы о нем рассказать: он и будничный, и необыкновенный.
Самолеты парами шли над садами и виноградниками, затянутыми легкой прозрачной дымкой. Из нее выступали раскинутые по балкам села, синёя молдавскими мазанками.
Не прошло и десяти минут, как впереди показался район прикрытия — переправы через Прут у Скулян. Командир группы связался со станцией наведения:
— «Рубин»! Я — «Сокол»! Наведите меня на противника.
— Квадрат тринадцать.
Вдали багряной лентой блеснула река. Пикирующие бомбардировщики шли двумя группами. Вот они сейчас свалятся на крыло, войдут в пикирование, и тогда… Взгляд на мгновение отрывается от самолетов и переносится вниз. Там узкая горловина переправы через Прут вбирает растянувшиеся на километры массы людей, машин, танков, сжимает, стискивает их. На правом берегу, обретя свободу, колонны вновь растекаются.
Имея преимущество в высоте, «лавочкины» устремились на «юнкерсов». Воздушные стрелки открыли ураганный огонь, но истребители уже атакуют их. Тотчас же показалась вспышка, и один «юнкерс», полыхая, свалился вниз. Второй бомбардировщик начал, снижаясь, уходить на свою территорию.
В бою обстановка меняется быстро и иной раз совершенно неожиданно. С безоблачной выси вынырнули вражеские истребители. Пара?.. Четыре?.. Сколько их?
У Лени тревожно забилось сердце. Но быстро проходит растерянность. Леня направил свой самолет в сторону «мессершмитта» и дал очередь. «Попал», — радостно отметил он, но в это время над его головой красным пунктиром промелькнули трассирующие пули: это с другого «мессершмитта» летчик вел огонь по его самолету. Резкий толчок встряхивает машину. Острая боль пронизывает спину. «Ранен, — мелькает в голове. — Уходить из боя нельзя — товарищам трудно».
— Леня, как чувствуешь себя? — слышится голос ведущего.
— Продержусь до конца.
В глазах туманится. На ведущего наседает «мессер», и Леня спешит на выручку. Из-под шлемофона катятся струйки пота. Трудно на поврежденной машине. Леня нажимает гашетку пушки, огнем отсекая врага.
Метким огнем летчики сбили еще два фашистских самолета и заставили врага покинуть поле боя. Возвратилась на свой аэродром и группа «лавочкиных».
— Леня! Садись первым, — приказывает командир.
Самолет неуверенно коснулся земли, взмыл, приземлился на одно, потом на другое шасси и, выделывая зигзаги, покатился по летному полю. Зарулив на стоянку, Леня вылез из кабины и прилег под плоскостью на траву. Осколок бронеспинки разорвал комбинезон и глубоко впился в тело.
Леня долгим, уходящим взглядом посмотрел на командира:
— Здорово мы им дали!.. И я одного сбил…
Я смотрел на Леню Амурова. Его лицо было спокойно и, несомненно, красиво…