На войне человеку трудно играть роль. Здесь он может быть только самим собой, и тысячи случаев проявляют в нем истинные— дурные или хорошие— качества.
Что знал он о Ермуратском?
Майор — молдаванин, до войны работал в Кишиневе. В 1940 году закончил философский факультет университета. За войну не раз проявил себя бесстрашным командиром.
В сорок первом дважды попадал в окружение. Первый раз. приняв командование полком, замполит Ермуратский вывел людей к своим, благо кольцо окружения оказалось непрочным— советские части отступили на восток только на тридцать километров. Второй раз пришлось труднее. Полк, находившийся на марше, атаковали немецкие танки. В ровной степи, где защитой красноармейцам служил лишь высокий бурьян, их, пехоту, расстреливали одетые в броню немецкие пулеметчики. К вечеру Ермуратский, раненный осколком в спину, услышал, как по бурьяну идут немецкие солдаты. Время от времени раздавались короткие автоматные очереди — фашисты добивали раненых.
Его не заметили.
Ночью он собрал оставшихся в живых раненых— человек пятнадцать — и повел их на восток. На этот раз идти пришлось триста километров — до Моздока…
Из частей, стоявших на Кубани, в это время формировались добровольческие отряды, которые должны были провести до крайности опасную, но очень нужную для армии операцию. Надо было пройти шесть километров по плавням, выйти незамеченным в тыл к немцам, перерезать железнодорожное полотно с Тамани на станцию Крымскую и «ожидать» здесь соединения с основными нашими силами, наступавшими на станцию Киевскую.
Перед отправкой отрядов на операцию с офицерами проводил совещание генерал из штаба армии.
Он сказал:
— Долгое время идти придется по воде, в воде будете и ночевать. До подхода к вам основных сил у вас может не хватить продуктов, боеприпасов, возможно, вы останетесь только с холодным оружием…
Генерал не преувеличивал.
Добровольцы забрались в тыл к немцам, перерезали железную дорогу на станцию Крымскую, обеспечили успех операции фронтового масштаба и, расстреляв патроны, почти все погибли.
Капитана Ермуратского, раненного осколком разрывной пули в лицо, вынес с поля боя великан-грузин.
Месяц назад, во время боев в ваду-луй-водской излучине, группа разведчиков их дивизии прорвалась за Днестр и отвоевала на правом берегу небольшой плацдарм. Рядом с командиром отряда дрался агитатор политотдела дивизии майор Ермуратский…
Луконин знал Ермуратского. Знал достаточно для того, чтобы понимать: майор не обрадуется отдыху на левом берегу. На переднем крае, в самом пекле боев, агитатор политотдела был как дома. Здесь он мстил за поруганную оккупантами родную землю, за товарищей, расстрелянных в бурьяне в той приднепровской степи, за друзей, погибших на переправе через Дон, за матросов-десантников, трупы которых он видел у элеватора в только что освобожденном Николаеве…
Над передним краем, у Шерпен, трассирующими пулями дал длинную очередь немецкий пулемет.
— Счастливого пути, майор.
Луконин вошел в землянку.
Утром, не успели командир дивизии и Луконин расположиться позавтракать, у входа в блиндаж остановился в новом солдатском обмундировании молодой лейтенант в очках.
— Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться к подполковнику Луконину.
Луконин с интересом посмотрел на вошедшего.
— Лейтенант Голденко прибыл в ваше распоряжение, — доложил лейтенант и протянул полковнику предписание из штаба армии.
— Садитесь, лейтенант.
…Они проговорили долго. Голденко рассказал, как воевал, как уже однажды побывал на Шерпенском плацдарме, как был ранен…
— Где вы получили военное образование? — Луконин, слушая умный, лаконичный рассказ Голденко, все больше проникался к нему симпатией.
— Кончил Ленинградское военно-политическое училище.
Начальник политотдела на несколько секунд задумался. Потом предложил:
— Как вы отнесетесь к должности старшего инструктора по работе среди войск противника?
Луконин открыл полевую сумку, достал листовку, подготовленную политуправлением фронта и предназначавшуюся для передачи немцам, молча протянул ее лейтенанту. Голденко быстро прочитал, потом сказал просто, как будто предложение Луконина его нисколько не удивило:
— Хорошо, товарищ подполковник. Разрешите опробовать технику…
В сопровождении диктора окопной радиоустановки Голденко в ту же ночь пробрался по ходам сообщения на передний край.
Так на Шерпенском плацдарме появился еще один вид оружия.
…Луконин часто присутствовал на партийных собраниях, когда людей принимали в партию. Слушая выступающих, всматриваясь в знакомые и незнакомые лица, он мысленно вновь проходил по бесконечным дорогам войны — тем, что проделала за три года дивизия. Эти дороги начинались на Украине и вели под Сталинград, оттуда — на снежные перевалы северного Кавказа, дивизия наступала по Кубани и степям Приднепровья, брала Херсон, Николаев, Одессу… И в самые тяжелые для дивизии дни партийные собрания, как правило, начинались с разбора заявлений: «Прошу принять меня в ряды коммунистов…»