В боях за Молдавию. Книга 3

На войне человеку трудно играть роль. Здесь он может быть только самим собой, и тысячи случаев проявляют в нем истинные — дурные или хорошие — качества.

Что знал он о Ермуратском?

Майор — молдаванин, до войны работал в Кишиневе. В 1940 году закончил философский факультет университета. За войну не раз проявил себя бесстрашным командиром.

В сорок первом дважды попадал в окружение. Первый раз, приняв командование полком, замполит Ермуратский вывел людей к своим, благо кольцо окружения оказалось непрочным — советские части отступили на восток только на тридцать километров. Второй раз пришлось труднее. Полк, находившийся на марше, атаковали немецкие танки. В ровной степи, где защитой красноармейцам служил лишь высокий бурьян, их, пехоту, расстреливали одетые в броню немецкие пулеметчики. К вечеру Ермуратский, раненный осколком в спину, услышал, как по бурьяну идут немецкие солдаты. Время от времени раздавались короткие автоматные очереди — фашисты добивали раненых.

Его не заметили.

Ночью он собрал оставшихся в живых раненых — человек пятнадцать — и повел их на восток. На этот раз идти пришлось триста километров — до Моздока…

Из частей, стоявших на Кубани, в это время формировались добровольческие отряды, которые должны были провести до крайности опасную, но очень нужную для армии операцию. Надо было пройти шесть километров по плавням, выйти незамеченным в тыл к немцам, перерезать железнодорожное полотно с Тамани на станцию Крымскую и «ожидать» здесь соединения с основными нашими силами, наступавшими на станцию Киевскую.

Перед отправкой отрядов на операцию с офицерами проводил совещание генерал из штаба армии.

Он сказал:

— Долгое время идти придется по воде, в воде будете и ночевать. До подхода к вам основных сил у вас может не хватить продуктов, боеприпасов, возможно, вы останетесь только с холодным оружием…

Генерал не преувеличивал.

Добровольцы забрались в тыл к немцам, перерезали железную дорогу на станцию Крымскую, обеспечили успех операции фронтового масштаба и, расстреляв патроны, почти все погибли.

Капитана Ермуратского, раненного осколком разрывной пули в лицо, вынес с поля боя великан-грузин.

Месяц назад, во время боев в ваду-луй-водской излучине, группа разведчиков их дивизии прорвалась за Днестр и отвоевала на правом берегу небольшой плацдарм. Рядом с командиром отряда дрался агитатор политотдела дивизии майор Ермуратский…

Луконин знал Ермуратского. Знал достаточно для того, чтобы понимать: майор не обрадуется отдыху на левом берегу. На переднем крае, в самом пекле боев, агитатор политотдела был как дома. Здесь он мстил за поруганную оккупантами родную землю, за товарищей, расстрелянных в бурьяне в той приднепровской степи, за друзей, погибших на переправе через Дон, за матросов-десантников, трупы которых он видел у элеватора в только что освобожденном Николаеве…

Над передним краем, у Шерпен, трассирующими пулями дал длинную очередь немецкий пулемет.

— Счастливого пути, майор.

Луконин вошел в землянку.

Утром, не успели командир дивизии и Луконин расположиться позавтракать, у входа в блиндаж остановился в новом солдатском обмундировании молодой лейтенант в очках.

— Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться к подполковнику Луконину.

Луконин с интересом посмотрел на вошедшего.

— Лейтенант Голденко прибыл в ваше распоряжение, — доложил лейтенант и протянул полковнику предписание из штаба армии.

— Садитесь, лейтенант.

…Они проговорили долго. Голденко рассказал, как воевал, как уже однажды побывал на Шерпенском плацдарме, как был ранен…

— Где вы получили военное образование? — Луконин, слушая умный, лаконичный рассказ Голденко, все больше проникался к нему симпатией.

— Кончил Ленинградское военно-политическое училище.

Начальник политотдела на несколько секунд задумался. Потом предложил:

— Как вы отнесетесь к должности старшего инструктора по работе среди войск противника?

Луконин открыл полевую сумку, достал листовку, подготовленную политуправлением фронта и предназначавшуюся для передачи немцам, молча протянул ее лейтенанту. Голденко быстро прочитал, потом сказал просто, как будто предложение Луконина его нисколько не удивило:

— Хорошо, товарищ подполковник. Разрешите опробовать технику…

В сопровождении диктора окопной радиоустановки Голденко в ту же ночь пробрался по ходам сообщения на передний край.

Так на Шерпенском плацдарме появился еще один вид оружия.

…Луконин часто присутствовал на партийных собраниях, когда людей принимали в партию. Слушая выступающих, всматриваясь в знакомые и незнакомые лица, он мысленно вновь проходил по бесконечным дорогам войны — тем, что проделала за три года дивизия. Эти дороги начинались на Украине и вели под Сталинград, оттуда — на снежные перевалы северного Кавказа, дивизия наступала по Кубани и степям Приднепровья, брала Херсон, Николаев, Одессу… И в самые тяжелые для дивизии дни партийные собрания, как правило, начинались с разбора заявлений: «Прошу принять меня в ряды коммунистов…»