В боях за Молдавию. Книга 3

Днестр прибавлялся на глазах. Упругое течение разворачивало нос лодки, и солдат-проводник делал торопливые, сильные гребки.

Солнце всходило над Ташлыком и Бутором, когда они ступили на крутой, поросший редкой молодой травой правый берег. Прямо к обрыву подступала узкая полоска леса, за ней на плацдарм шла отрытая в полный профиль траншея.

Акопьянц, перед тем как прыгнуть в траншею, осмотрел впереди лежавшую местность.

Они находились у вершины треугольной излучины реки. Километрах в трех впереди, у подножья высоких холмов, в садах и виноградниках стояли Шерпены. Село, высоко вскарабкавшись вверх, на холмы, растянулось километра на четыре в ширину, уперлось окраинами в правую и левую стороны излучины. Таким образом, между селом и рукавами Днестра оставался четко очерченный треугольный кусок земли, ровный, как стекло, не защищенный ничем, кроме яблоневого сада.

Вдоль Шерпен тянулись немецкие окопы. За холмами стояла немецкая артиллерия. На холмах, с которых далеко вперед все хорошо просматривалось, были оборудованы немецкие наблюдательные пункты.

В ровном, как стекло, треугольнике, зарывшись в землю, сидели советские солдаты. Кругом чернели воронки от снарядов, валялись обожженные, вывороченные с корнем деревья.

Такова была «малая земля» — Шерпенский плацдарм.

…Ночью части, оборонявшие «малую землю», ушли с плацдарма. Их место в окопах заняли новые «хозяева».

Затишье

Несколько дней на плацдарме продолжались бои: немцы не теряли надежды сбросить полки дивизии в Днестр.

Потом наступило затишье.

Днем в окопах за Днестром еще удавалось вздремнуть час-другой и солдатам, и офицерам; с наступлением темноты оборона ощетинивалась стволами пулеметов и автоматов, с удесятеренной зоркостью смотрели глаза солдат в сторону Шерпен. Там, также не смыкая глаз, в глубоко отрытых траншеях сидели немцы.

В первую же ночь после того, как полки заняли оборону на правом берегу, на плацдарм переправился через Днестр полковник Свиридов.

В десяти шагах от берега шли окопы — третья линия обороны. Полковник прибыл специально для того, чтобы посмотреть, как выполняется приказ штаба дивизии об инженерном оборудовании плацдарма. Приказ требовал в двухдневный срок отрыть траншеи полного профиля, оборудовать по всем правилам огневые позиции для артиллерии и минометов, вырубить, где нужно для обеспечения сектора обстрела, сад…

Всюду, в темноте, как кроты, солдаты рыли землю… Свиридов, довольный увиденным, к утру вернулся на левый берег.

Рядом с землянками штаба на левом берегу располагался политотдел дивизии. С первых же дней обороны под Шерпенами он стал организовывать политико-воспитательную работу в подразделениях, взял на себя заботы по обеспечению переднего края питанием, обмундированием.

У подполковника Луконина, начальника политотдела, с людьми, работавшими в политаппарате дивизии, сложились добрые, товарищеские отношения.

…В землянку (Луконин жил на правом берегу, на плацдарме, в блиндаже на наблюдательном пункте генерала Дорофеева), наклонившись, вошел майор Ермуратский. Густые черные волосы выбивались из-под фуражки, насупленные длинные брови придавали лицу майора суровое выражение.

— Товарищ подполковник, разрешите отбыть в батальон Кутепова, — майор отнял руку от козырька, сощурившись, посмотрел на ярко горевшее пламя лампы.

Луконин оторвался от бумаг.

— Присядь, Василий Никитич, — кивнул головой, указывая на табуретку.

Майор сел.

— Что будете делать у Кутепова? — снова переходя на «вы», спросил начальник политотдела.

— Хочу побеседовать с солдатами об открытии второго фронта.

— Хорошо. Своевременно, — Луконин задумался на секунду, потом продолжал:

— Посмотрите, майор, как организован быт в окопах. Говорят, солдатам вовремя не подвозят горячую пищу, кое-где не хватает обмундирования.

— Видимо, мы еще не обжились как следует. В первые дни обороны это естественно.

— Конечно. Но чем скорее обживемся, тем лучше. Кстати, из политуправления фронта прислали документы о зверствах фашистов в Белоруссии. Используйте для беседы.

Луконин достал из сумки и протянул Ермуратскому отпечатанные на ротаторе листы бумаги…

Сначала начальник политотдела не хотел пускать Ермуратского на передний край. Не проходило дня, чтобы майор не побывал в ротах, стоявших в ста метрах от противника. Луконин хотел дать майору отдохнуть — послать его на левый берег, в землянки политотдела, подготовиться к очередной лекции. Но когда полковник увидел подтянутую фигуру Ермуратского, посмотрел в его упрямые, горевшие ненавистью к фашистам черные глаза, понял: майору нужен не отдых, лучше всего он и на этот раз будет себя чувствовать в первых траншеях.

— Возьми автомат, Василий Никитич, — сказал Луконин, провожая Ермуратского из землянки.

— Возьму, Григорий Тимофеевич…

Майор скрылся в темноте. Луконин, проводив Ермуратского, еще долго не заходил в землянку. Стоя в траншее, он смотрел на крупные золотистые звезды на черном небе, вдыхал запахи яблоневого сада и думал о только что ушедшем на передний край Ермуратском.