Ранним утром следующего дня сеньора Гарсиа, стоя на коленях перед святою Ритой, исступленно молилась; Роса Эстела, бледная и притихшая, ждала у колодца, с большим кувшином в руках, а Сенобио чинил змеевик и бочки. Невеселые мысли мешали ему работать. Власть он навечно потерял, деньги тоже, лавка разорена, Росу Эстелу уже не выдать замуж… Всю жизнь бился он в этой пустыне, по монетке сколачивал свое счастье, терпел попреки жены, так и не простившей ему, что он выдал себя за помещика, — а теперь все ни к чему. Сердце его иссохло, как эта земля, и ни в чем уже не найдет он успокоения. В углу лавки гордо высились уцелевшие бутыли. Сенобио жадно выпил полбутылки, передохнул и допил до конца. Зачем же было так стараться в этой собачьей жизни? Он бросил змеевик, пнул ногой бочку и снова принялся за каньясо…
День за днем Доротео Киспе с товарищами напрасно устраивали засады в пуне. Мимо проходили индейцы, беззащитные женщины — народ все с виду несчастный. При всей своей нужде в деньгах Доротео не трогал индейцев, чем отличался от своего учителя, который, как мы помним, напал когда-то на него. Он еще не забыл, как худо живется индейцам, и память эта жгла ему сердце. Четыре тысячи из пяти, взятых у Гарсиа, разбойники послали Дикарю на адвоката и, если выйдет, на побег, а одну разделили между собой. Иногда они просили у путника еды и платили ему, иногда заходили к пастухам и платили за вареную картошку. И путники и пастухи, испугавшись поначалу, потом удивлялись и не могли понять, что же это за люди. Вроде бы — разбойники, а честно платят. С виду они страшные, один — вылитый медведь, другой огромный, а тот, что с синими глазами, — очень уж грязный и в лохмотьях. Кони и оружие у них хорошие… Бог их знает, кто они такие! Надо сказать, Белый не стал бы платить и смеялся над глупой щепетильностью своих собратьев, но Доротео очень ловко владел ножом, а Кондоруми отличался бычьей силой, так что приходилось молчать. И вот шли мимо бедные путники, пролетали кондоры, дул ветер, текло время, а разбойники все ждали случая, и казалось, он никогда им не представится. Как вдруг однажды под вечер Киспе проворчал:
— Глядите…
Вдалеке, на извилистой тропке, появился тощий всадник с двумя огромными котомками, перекинутыми через седло.
— Вроде Волшебник, — сказал Белый.
— Он самый, — подтвердил Кондоруми.
Они вскочили на коней и понеслись ему навстречу. Это и впрямь был Волшебник. Завидев их, он придержал клячу.
— Привет, Волшебник! — весело сказал Доротео, а товарищи его тем временем встали по обе стороны торговца. — Мы тебя давно ждем, а ты все не едешь…
— Кто вы такие? Что вам нужно? — забеспокоился торговец, хотя ружья в руках незнакомцев подсказывали ему ответ.
— Дикарь поручает тебе кое-что продать. Мы — его люди.
Волшебник приободрился. Быть может, общинники не обратили особого внимания на его предательство. Быть может, Дикарь их убедил, ведь он Дикарю нужен… Волшебник и вправду перепродавал награбленное добро. Вести о гибели Иньигеса и об исчезновении надсмотрщика, заподозренного в наушничестве, испугали его и, на случай если разбойники знают о его делах с Аменабаром, он подался на север. Однако вроде бы дело не так плохо.
— Ладно, я все сделаю, — сказал Волшебник.
— Давай, давай, — подбодрил Доротео, но приветливость его как-то не вязалась с явной враждебностью Кондоруми и брезгливой насмешливостью Белого. Тут Киспе злобно рассмеялся, и Волшебник понял, что окружен бандитами. Птичьи глазки искательно заметались, но, увидев неумолимые лица, он потянулся было за револьвером. Однако Кондоруми перехватил его руку, а Белый вырвал револьвер из кобуры. Потом Кондоруми столкнул его с лошади, и тощий торговец шлепнулся на землю. Перепуганная лошадь отскочила в сторону и остановилась, тревожно прядая ушами. Волшебник встал и решил поразить своих противников храбростью.
— Эх вы, трусы! — крикнул он. — Будем драться один на один! Кто хочет?
Он скинул пончо с плеча, но Доротео Киспе, вплотную подогнав к нему лошадь, стегнул его поводьями по спине.
— Трусы? А ты не трус? Ходил к нам, как друг, все разнюхал и донес помещику! Мы все знаем, ты нас предал…
Волшебник взглянул па землю, но ни в траве, ни на тропке не было камней.
— Прикончить его? — спросил Белый, берясь за карабин.
— Нет, он быстрой смерти не заслужил. Эй, пошевеливайся! — крикнул Киспе, приставив к спине Волшебника дуло карабина, и приказал Кондоруми: — Возьми-ка его лошадь.