В большом чуждом мире

Мы, нижеподписавшиеся, уроженцы и жители города Утао, включая район долины провинции Уануко, сообщаем, что губернатор дон Хуан Маркес по приказу супрефекта дона Роке Переса вынуждает нас отправиться в Сельву и работать там в имении Прогресс сеньора Хусто Моргана. Мы воспротивились приказу, поскольку считаем вредным и невозможным работать в условиях тропического леса за нищенскую плату тридцать сентаво в день и за два соля и пятьдесят сентаво, которые нам дают на дорогу. Ввиду этого мы просим вас ходатайствовать перед верховным правительством, чтобы оно обуздало власти и защитило права коренного населения страны. Мы не должны ничего никому из сеньоров Морган, ни тем более — политическим властям. Мы, скромные земледельцы, обладаем собственными средствами к существованию и свободны от обязательств и долгов. Мы хотим, чтобы осуществлялись гарантии, предоставляемые конституцией всем гражданам. Утао, 12 октября 1915 г. — Николас Руфино и другие подписи…»

— Ну, здесь-то уж их защитят? — возмущался Бенито.

— Теперь ты, наверное, понимаешь, что не все — твоя община.

— Да уж ясно — община это не все. Но вот когда я туда вернусь… я…

В их переулке жили негры, индейцы, метисы и один итальянец. По субботним вечерам в домах устраивали пирушки. Под звон гитар и бой барабана пели песни:

Помню, на плантации
мы рубили сахар,
вижу: впереди
черная плутовка,
хороша девчонка,
лучше не найти.
Говорю ей: «Здравствуй!
Будь со мною ласкова
хоть один часок!»
Но молчит, курносая,
будто ей вопрос мой
малость невдомек.

— Наш барабан, — говорил Лоренсо, — вариант африканского тамтама.

В конце переулка был внутренний дворик, и в нем — колонка, из которой вода стекала в железный желоб. Здесь по утрам мылись Лоренсо и Бенито, здесь женщины стирали белье и развешивали его па веревки, пересекавшие дворик из конца в конец. Полная негритянка по имени Панча напевала разные вальсы, разводя мыльную пену. У нее был муж пьяница. По вечерам она продавала пирожки в порту.

Голос Лоренсо Медины:

«Уанкайо, 18 октября — секретарю Ассоциации по защите коренного населения. Лима. — Потребуйте гарантий для коренного населения Париауанки. Губернатор Карлос Серна совершает всевозможные насилия и грабежи. На наши жалобы в провинции не обращают внимания; у нас отнимают скот и имущество. Мануэль Гамарра».

— У нас тоже есть один такой, Сенобио Гарсиа, большой негодяй.

В Кальяо и в Лиме дома с плоскими крышами, потому что дождей здесь не бывает, как и везде в Косте. Бенито этому дивился. Все здесь казалось необычным, ему было на что посмотреть и о чем подумать. За населенными орошаемыми районами, где высились красивые храмы и могучие деревья, расстилалась бескрайняя пустыня, бурая и холмистая, словно шкура пумы. В глубине ее, на фоне молочно-белого неба, поднимались горы, уродливые, как проржавевшее железо. С другой стороны — ярко-синее море лизало голую землю и откатывалось к горизонту, чтобы потом выплеснуть с волной какое-нибудь судно.

Голос Лоренсо Медины:

«Представитель Ассоциации по защите коренного населения в Панао сообщает в генеральный секретариат организации, что благодаря ее вмешательству освобожден индеец Висенте Рамос, который давно находился в заключении в поместье Павлин. Семейство Рамоса просит передать Ассоциации огромную признательность за помощь, которая принесла радость в их смиренную хижину».

— Я тоже знаю много случаев, когда держат в рабстве.

Вскоре Бенито понял, что Лоренсо теперь ничем не руководит и даже не входит ни в один профсоюз. Портовыe власти сначала отстранили его от руководства, а потом исключили из числа грузчиков.

— Это верно, — признал Лоренсо. — Кто тебе об этом сказал?

— Карбонелли.

Карбонелли был тот итальянец, что жил в одной из комнатушек неподалеку от них. Он напевал песенки, которых Бенито никогда раньше не слыхал, и называл себя анархистом. Он сидел без работы, был очень беден и собирал устриц на берегу.

Голос Лоренсо Медины: