В большом чуждом мире

Вот какие тяжелые выпали дни. Пестрые побыли в Руми неделю и сожрали за это время столько же скота, сколько и синие. Уходя, они оставили четырех раненых. Трое выздоровели и тоже ушли, а четвертый, индеец, остался в общине, у одной вдовы. Святой Исидор всем простил грехи и всех излечил. Лишь бедняжка Микаэла не пришла в себя, и жизнь ее стала хуже некуда, — она не помнила себя, хоть и поправилась немного, и целыми днями бродила по деревне, бормоча невесть что. Всем встречным она твердила: «Они вернутся, со дня на день вернутся», — и ни о чем другом не думала. Наконец она умерла, и крестьяне вздохнули: «Бедная дурочка! Повезло ей, что бог прибрал». Партизаны оставили в Руми не только раненых, несчастных и дурную память по себе. От них остались дети. Этих младенцев чужой крови назвали Бенито Кастро, Амаро Сантос, Ремихио Кольянтес и Серапио Варгас. Отцам, которые ушли из деревни, а возможно, уже и погибли в гражданских войнах, не суждено было их увидеть. Про один случай знал лишь Росендо Маки. Общинник, уехавший надолго в ту пору, вернулся и нашел жену брюхатой. Маки сказал ему, когда тот пришел за советом: «Тут было не по доброй воле, и ты не можешь ни упрекать, ни стыдить ее, бедную. Ребенок должен носить твое имя». Так и вышло. Плохо было одиноким женщинам, — парни не хотели брать их в жены и женились на других. Маки увещевал: «Они не виноваты, и поступать так нечестно». И в конце концов все повыходили замуж. Отчим Бенито невзлюбил его, то и дело злился и наказывал зазря, — темно сердце человеческое! — пока наконец Росендо не взял мальчика к себе. Они с женой обращались с ним как с собственными детьми, Бенито рос вместе с ними и говорил «папа» и «мама», а детей звал сестрами и братьями. Но сказывалась кровь. Еще маленьким он лучше всех стрелял из пращи, за два квартала попадал в церковный колокол. Порой выходило очень смешно. Маки обыкновенно призывал своих рехидоров колокольным звоном, чтобы не терять времени, и для каждого было определенное число ударов. Вдруг пролетал камень, давая сигнал — «бомм!». Незамедлительно являлся рехидор, а после выходил из дома сам Росендо, размахивая палкой, и Бенито пускался бегом в поле. В лунные вечера общинная детвора стекалась на площадь и там начинались игры. Луна величаво плыла по небу, и дети радостно кричали, глядя на огромный, волшебно светящийся диск:

Эй, луна, ты светишь ярко,
брось нам с неба по подарку,
кинь нам каждому монету, или денег нету?[19]

Они верили, что у луны можно просить подарки. Дети постарше говорили маленьким, что, если смотреть внимательней, увидишь в круге ослика, а на нем женщину. Одни уверяли, что это дева Мария с младенцем Иисусом на руках, другие — что это просто пряха.

Эй, луна, ты светишь ярко,
брось нам с неба по подарку…

В самый разгар пения Бенито Кастро, прятавшийся где-нибудь за домом, внезапно подбегал, мыча по-бычьи или ревя, как пума, ребятишки бросались во все стороны, пончо и юбки развевались на ветру, а он ловил кого-нибудь и тряс, делая вид, что хочет растерзать. Потом принимался прыгать, потешно передразнивая:

…кинь нам каждому монету,
или денег нету?

Росендо Маки умиляли эти воспоминания. Где теперь Бенито? Жив ли еще? Он надеялся на это со всем жаром любви. И старушка жена уверяла его, что как-нибудь Бенито явится, веселый и бодрый, словно ничего не случилось. Она часто вспоминала о нем, приговаривая, что об этом сыне она пролила больше всего слез. Возможно, потому и любила его крепче и нежнее, как любят матери озорных, нелегких детей, в которых поневоле угадываешь человека, чей нрав обратит его жизнь в трудную битву. Маки не любил вспоминать, как провинился Бенито, тем более — как сам он, строгий алькальд, однажды поступился справедливостью. Никто ни в чем не упрекнет его, да сам-то он упрекал себя за свой проступок или, вернее сказать, как-то смущался, размышляя о нем.

Обязанности наши обширней, чем у Маки (хотя, несомненно, менее важны), и мы все разъясним в свое время; сейчас же не считаем уместным что-либо уточнять, особенно в том, что касается промахов нашего героя, которого мы намерены принимать целиком, каков он есть, предоставляя ему жить во всех отношениях праведной жизнью. Не хотим мы, забегая вперед, и сообщать что бы то ни было о возможном возвращении Бенито Кастро. Это выглядело бы преждевременным и определенно нарушило бы ход событий. Конечно, ради стариковских чувств надо бы нам сделать это прямо сейчас, но кому не известно, сколь терпеливо отцовское сердце в разлуке? Знакомый крик прозвучит и погаснет в нем.

Эй, лупа, ты светишь ярко,
брось нам с неба по подарку…