В Большом театре и Метрополитен-опера. Годы жизни в Москве и Нью-Йорке.

Вот такая новая, последняя обнадёживающая информация. В июне 2013 года ему исполнилось 70 лет. Пожелаем здоровья и творческого долголетия одному из крупнейших оперно-симфонических дирижёров мира.

* * *

Возвратимся к работе с Левайном в Метрополитен-опера. Ещё весной 1990 года режиссёр Франко Дзеффирелли и Джеймс Левайн работали над новой постановкой оперы Моцарта «Дон Джованни». Эта постановка была приурочена к 200-летней дате со дня смерти великого композитора и готовилась для следующего сезона. В сезоне 1990-91 года и 1991–92-го исполнялись также «Свадьба Фигаро», «Прощение Тита», «Похищение из сераля», «Волшебная флейта», «Идоменей», «Дон Джованни» и «Так поступают все». Таким образом, в каждом их этих сезонов мы играли с Левайном целый фестиваль моцартовских опер. Собственно премьера состоялась ещё весной 1990-го. «Дон Жуан» назывался всегда в МЕТ по-итальянски «Дон Джованни» и новая постановка была роскошной даже для МЕТ – все костюмы были заказаны в мастерских Ива Сен-Лорана. Мне пришлось принимать участие в маленьких сценических оркестрах, играющих в конце первого акта в замке Дон Жуана и в процессе постановки сам Дзеффирелли много раз выходил на сцену и объяснял участникам их задачи во время действия оперы. Так, например, он просил музыкантов непринуждённо выходить на сцену до своего выступления в «Менуэте», брать в руку бутафорские «бокалы» и делать вид, что мы принимаем участие в «парти». Идея его была несколько экстравагантной – во все былые времена хозяева отлично знали, что музыкантам нельзя давать ни пить ни есть до окончания их работы, а тут… Однако мы все, конечно же, беспрекословно подчинялись указаниям великого маэстро, но чувствовали себя не совсем естественно. Надо сказать, что просто пройтись по сцене в театральном костюме с инструментом в руках до начала своей игры в определённое время, то есть почувствовать себя на сцене в качестве участника действия оказалось делом совсем непростым. Сразу же во всём теле ощущалась какая-то неестественная скованность. В чём было дело? Ведь мне лично приходилось столько раз выходить на сцену со скрипкой в руках, а тут… Да, но тогда я выходил на сцену, чтобы играть, исполнять на своём инструменте музыкальные произведения, а теперь нужно было выходить, чтобы изображать музыканта XVIII века, прогуливающегося по залу замка Дон Жуана. Иными словами, даже для элементарно простого прохода по сцене необходимы какие-то иные навыки, не музыкальные, а именно сценические, которых, естественно ни у кого из нас быть не могло. Но всё приходит с опытом. Уже после двух репетиций мы чувствовали себя вполне естественно и непринуждённо в «роли» музыкантов на балу у Дон Жуана.

В музыкально-исполнительском отношении эта часть последнего раздела первого акта довольно трудна. Три сценических оркестра играют одновременно свои партии, в это же время танцует балет, поют певцы и необходим абсолютно точный и надёжный контакт с дирижёром. На репетициях Левайн часто поднимался на сцену, стоял и слушал каждый маленький оркестр рядом с исполнителями, особенно наш, третий оркестр, состоявший из трёх скрипачей и одного контрабаса. Почему? Потому что этому оркестру Моцарт поручил самый трудный материал – довольно виртуозные пассажи, украшающие тему Менуэта и делающие её какой-то совершенно иной – сверкающе-весёлой и живой. В результате мы даже удостоились отдельной строки в рецензии на эту постановку. Рецензент написал в журнале «Опера», что вся сцена Менуэта казалась восхитительным «Тортом» который разрезался «ножом» третьего оркестра на замечательные куски этого «Торта».

Каждый раз мы проводили дополнительные репетиции перед спектаклем и, честно говоря, это я заставлял своих коллег всякий раз исключительно тщательно и многократно репетировать этот номер до абсолютно идеального качества ансамблевой игры и синхронного исполнения, тем более, что Левайн дирижировал всегда эту сцену в очень подвижном темпе. Интересно отметить, что акустика в театре была настолько великолепна, что мы отлично слышали «отдачу» нашего звука в зале во время исполнения, а Левайн успевал послать нам свой привет, в знак своего удовлетворения сыгранным, сразу после окончания сцены. Такие моменты приятно вспоминать ещё и потому, что они всегда символизировали идеальную точность и художественное совершенство работы всех звеньев театра МЕТ. Быть участником этого оркестра столь много лет – уже немалое достижение даже в личном плане.

* * *