В Большом театре и Метрополитен-опера. Годы жизни в Москве и Нью-Йорке.

Весь наш славный коллектив держал в памяти магические слова: «Мексико платц». Это было местом основного «отоваривания» всего коллектива Большого театра. В первый же свободный день «рядами и колоннами» мы двинулись через весь город. Идти нужно было от нашего отеля километров шесть-семь. Мы с приятелем сели в трамвай от Оперы и поехали на Мексико платц, проявив некоторое пижонство и неуважение к традиции. Подъезжая к площади, мы увидели действительно колонну наших коллег, продвигавшихся пешком от отеля до набережной Дуная. Это был неблизкий путь даже от Оперы: Кётнер штрассе, Ротентурм штрассе, Пратер штрассе – Площадь Пратера и наконец Лассалле штрассе – последние полтора-два километра до набережной Дуная и главного ориентира площади – Мексиканской церкви! Но ведь трамвайный билет стоил 10 шиллингов! А на эти деньги можно было купить три нейлоновых косынки, каждая из которых в Москве стоила десять рублей! Если брать оптовой партией по 300 косынок, то получалось так, что своих ног было не жалко! Тысяча шиллингов – половина взноса за кооперативную квартиру!

Чемпионами в этом деле были Госоркестр и оркестр Московской Филармонии. Один из моих знакомых купил когда-то в 60-е годы в Америке за бесценок большую партию обуви, лежавшую на улице кучей. Приехав домой, он обнаружил, что вся обувь была парной за исключением одного дамского сапога! Только этот сапог был в одном экземпляре. А дальше события с сапогом развивались совершенно невероятным образом – моему знакомому нашли клиентку, у которой по странному совпадению была только одна нога и как раз та самая. Как говорится – и смех, и грех… Но мой знакомый продал ей этот один сапог всё же по цене двух!

Настоящим чемпионом в Москве был один известный музыкант, «делавший» один к сорока, то есть за один доллар получал в Москве путём продажи дефицита сорок рублей!

Этим занимались практически все советские артисты. При тех жалких деньгах, которые получали даже солисты мирового класса, им всем приходилось привозить подарки в Госконцерт, Министерство культуры, своему местному Филармоническому начальству или в те учебные заведения, в которых они работали. Так что никого осуждать было нельзя. Мы – милостью Екатерины Алексеевны Фурцевой получили в той поездке, если не изменяет память – около двух тысяч шиллингов! Большое богатство.

У меня была уже в ту пору кинокамера. Я снимал ею и на Мексико платц. Снимал без всякой цели, а в Москве… кого я только не увидел на плёнке! Солиста оперы Александра Огнивцева, заведующую хором Большого театра, режиссёров оперы, балета, всех солистов и солисток. Исключением были только Ростропович и Вишневская. Их на Мексико платц никогда не было. Впрочем, при наших посещениях.

Один раз с кинокамерой я, правда, совершенно преднамеренно совершил «грубую антисоветскую вылазку», а именно снял фотопанораму Иерусалима с видом на старый город с Сионской горой. Панорама эта размещалась в нише перед входом в офис израильской авиакомпании «Эль-Аль». Не знаю – видел меня кто-нибудь там или нет, но потом в Москве я разглядывал каждый отснятый кадр и с удовольствием демонстрировал этот материал своим близким друзьям. Не уверен, что «где надо» не стало об этом известно – да и кто мог поручиться, что проявленные плёнки не просматривались перед выдачей заказчикам? Ну, это уже было привычным московским делом.

А пока что в Вене на Мексико платц «торговые точки» были вполне подготовлены к нашествию труппы Большого театра: «дефицит» был приготовлен заранее и готов к продаже. Там знали о приезде советских артистов вероятно сразу же после подписания контракта о поездке. Некоторые из участников нашей группы, как было принято говорить – «горячились» и покупали сразу. Получалось, что они платили за товар больше, чем те, кто дожидался последних дней. Тогда всё шло уже за бесценок.