С разговором же вышла и вовсе беда – Гарри не сомневался, что Дамблдор уже осведомлён о геройской истерике во всех подробностях. Теперь следовало ждать вызова в директорский кабинет для получения мягкой, укоризненно-ласковой нотации.
Эти выволочки Гарри успел возненавидеть до нервной трясучки. Надо признать, господин директор мастерски владел словом и мог без всякой магии вывернуть события так, что становилось тошно от собственной подлой, мстительной, тупой и неблагодарной натуры. После бесед с Дамблдором требовалось изрядное время, чтобы избавиться от чувства вины за своё гадкое поведение.
Тем более, сегодня Гарри и впрямь поступил гадко – нападки на чужую семью у чистокровных считались тяжким оскорблением и жестоко карались. Будь Уизли слизеринцем, Гарри уже назавтра дрался бы на дуэли, и не факт, что с Рональдом, а не с кем-то из его старших братьев. Но поскольку рыжий Рон был истинным гриффиндорцем и не видел ничего дурного в драках при численном перевесе над противником, ходить по Хогвартсу теперь следовало с большой оглядкой. Гарри малодушно порадовался ургхартовой упёртой принципиальности. Как ни был префект зол на бестолкового Поттера, а охрану не снял.
В общем, Поттер и без директорских проповедей чувствовал себя подлецом и идиотом одновременно. Гарри тяжко вздохнул. Хорошо, что завтра воскресенье, и из подземелий можно вообще не выходить. Хватит подвигов, гер-рой. А перед ребятами он извинится в понедельник.
– Чаю, Гарри?
– Благодарю вас, профессор Дамблдор, сэр, – Поттер аккуратно размешал сахар и сделал пару бесшумных глотков. Вид у Гарри был кроткий и даже виноватый, но Дамблдор давным-давно не обманывался – этот ребёнок был упрямее и недоверчивее дикого гиппогрифа.
– Ты, Гарри, умнее и серьёзнее большинства своих сверстников, – неспешно начал Альбус, привычно изумляясь про себя мощи поттеровского ментального блока. Счастье, что мальчик обладал выразительной мимикой, и все его мысли отчётливо читались на лице. – Поэтому разреши быть с тобой откровенным.
Поттер настороженно кивнул и отодвинул чашку с чаем.
– И ещё, Гарри, – так же неторопливо сказал Дамблдор, невербально призывая из резного буфета конфетницу и блюдечко с тонко нарезанным лимоном, – предупрежу тебя заранее. Что бы ты от меня сейчас ни услышал, не воспринимай это, как попытку унизить тебя или уязвить. Просто всякая правда частенько звучит много грубее и выглядит гораздо непригляднее, чем ложь. Готов, мой мальчик?
Гарри опять кивнул, слегка сгорбился и спрятал руки в широких рукавах щегольской мантии.
– Каюсь, я действительно уделил твоей судьбе мало внимания, – спокойно произнёс Дамблдор. – Но виноватым я себя не чувствую. Ты, уж прости старика за прямоту, на самом деле, не хуже и не лучше других мальчишек и девчонок, обучающихся в Хогвартсе. Многие, как ты успел узнать, живут в неполных семьях или вовсе осиротели. Больше скажу, Гарри, некоторые семьи погибли полностью – вместе со всеми детьми. Эта война очень дорого встала магическому миру.
– Я понимаю, – прошептал Поттер и поморгал полными непролитых слёз глазами.
Альбус еле слышно вздохнул – мальчик уже неприлично красив, а через пару-тройку лет поклонников у него будет не меньше, чем у Люциуса Малфоя в своё время. Хогвартс опять ждёт три-четыре года непрерывных опереточных страстей, дай-то Мерлин сил перетерпеть это светопреставление.
– Твои родители были хорошими людьми и верными соратниками, и я до сих пор скоблю об их гибели, – продолжил Альбус. – Но на войне, Гарри, как на войне. И возникни нужда послать их на смерть, я бы сделал это, не задумываясь. У солдат, мальчик мой, желания не спрашивают – их жизни принадлежат тому делу, которому они присягнули.
– Но неужели эта война была настолько необходима? – Поттер упрямо сжал челюсти и уставился на Альбуса в ожидании ответа.
– Я скажу «да», – усмехнулся Дамблдор. – Кто-то из родителей твоих однокашников тоже скажет «да», хотя и будет руководствоваться при этом совершенно другими соображениями. Кто-то скажет «нет», кто-то скажет «нет, но может быть, и да». А кто-то, Гарри, скажет «будьте вы все прокляты!» Свой выбор, мальчик мой, ты делаешь сам, и отвечаешь за него тоже сам. Такова жизнь. У маглов, я мыслю, тоже.
Поттер всё-таки заплакал. Не всхлипывал, просто слёзы полились из глаз, и он опустил голову, стыдясь внезапной слабости.
– И я не считаю, что передача осиротевшего младенца его единственным известным родственникам такой уж тяжкий грех, – чуть жёстче, чем хотел, сказал Альбус. – Прости, но у меня было множество других дел и забот. К тому же, ты выглядишь достаточно ухоженным, чтобы понять, что тобой не пренебрегали.
– А шрам? – Поттер сердито утирал слёзы белоснежным платком. – Мистер Сметвик сказал, что он от проклятия.
– Тогда мне так не показалось, Гарри, – развёл руками Дамблдор. – Следов тёмной магии я не обнаружил, кожа на лбу была немного рассечена, и я счёл рану неопасной. Правда, в колдомедицине мне далеко до мистера Сметвика. Я ошибся, не показав тебя в Мунго, признаю. Прости меня, Гарри.