В час битвы вспомни обо мне...

Мы пошли к Николасу, в маленький ресторанчик, где меня хорошо знают и где она могла убедиться, что я не всегда таюсь и прячусь, где хозяева зовут меня Виктор, а официанты – сеньор Франсес. Там у меня есть не только лицо, но и имя. И там я смог ей наконец все рассказать, ответить на все вопросы и поведать еще много такого, о чем она меня не спрашивала и не могла спросить. Я хотел выйти из тени, раскрыть все тайны – наверное, мне тоже иногда хочется ясности и даже, возможно, гармонии. Я рассказал все. Но чары не рассеялись – наверное, они не рассеются уже никогда. Тот, кто рассказывает, обычно хорошо умеет все объяснить и обелить себя, рассказывать – это то же самое, что убеждать, доказывать и оправдывать. Оправдать можно все, даже самый подлый поступок, все можно простить, если есть, что прощать, на все можно посмотреть сквозь пальцы, со всем можно примириться, можно даже начать сочувствовать рассказчику: то, что случилось, – случилось, и от этого никуда не деться, раз уж мы знаем, что это было, мы должны с этим свыкнуться и примириться, и тогда мы сможем жить дальше. Знать – не так страшно, гораздо страшнее предположения, догадки, мрачные картины, которые рисует нам воображение, кошмарные сны: мы, ужаснувшись, гоним их прочь, но они возвращаются, наводя на нас прежний ужас. В отличие от них реальные события (такова их природа) со временем тускнеют и блекнут, и воспоминания о них причиняют с каждым разом все меньшую боль: раз уж это случилось, говорим мы себе, и я об этом знаю, и ничего исправить уже нельзя, я должен сам себе все объяснить. Или пусть мне все объяснит кто-нибудь другой, лучше всего тот, кто был участником событий, потому что он знает правду. Но тут есть одна опасность: рассказывая, человек может даже вызвать к себе сочувствие. Все зависит от того, как рассказывать. Наверное, именно поэтому некоторых преступников или врагов наказывают, убивают или линчуют, не дав им сказать ни слова; поэтому, отрекаясь от друзей, их гонят прочь со словами «Я тебя не знаю» или просто не отвечают на их письма – им не дают говорить, чтобы они не смогли оправдаться, чтобы не смогли объяснить свои поступки и вызвать к себе сочувствие («…те, кто меня знает, молчат и молчанием своим меня не защищают…»).