Белфорт хотел иметь и то и другое. Он хотел иметь
Он хотел все и сразу: владеть акциями
Я начинаю его раскусывать. Он взбирался на гору. Перешел допустимую грань риска. Обстановка резко изменилась. Он упал.
Совершил преступление, потопил яхту, разбил
Я начинаю его раскусывать.
Черт! Все-таки я опаздываю.
Что со мной не так? Что
Поезд медленно вползает на станцию.
Но это не моя станция.
Моя – следующая.
Мне нужно было сесть на предыдущий поезд, раньше лечь, раньше встать и вообще жить иначе, по другим принципам.
Что со мной
В животе неприятный холодок.
Почему бы просто не спрыгнуть на этой станции? Если бы я смог спрыгнуть, если бы я смог поймать такси, если бы я выбежал на улицу… Нет, в этой идее есть какая-то проблема.
Проблема
Проблема.
В чем она
Мои руки нащупывают карманы, проверяя основной и запасной диктофоны. Мое плечо поправляет ремень сумки, надежно его фиксируя. Меня охватывает сильный, безудержный порыв спрыгнуть. Спрыгнуть, а потом бежать и бежать что есть сил.
Двери открываются.
2
Двери открываются.
Я выхожу из одних раздвижных дверей, а через тридцать три минуты вхожу в другие раздвижные двери – двери гостиницы
Здесь к вам относятся как к богатому человеку, потому что, если вы здесь (и у вас нет явно выраженных признаков функциональных нарушений), вы как минимум можете быть богаты.
Ранее я сказал, что пишу о богатых людях. Однако никто и никогда не просил меня написать о бедняках. Ладно, ладно, корейцы, с которыми я молился на коленях, были достаточно бедны. У них был маленький дом, очень опрятный и чистый. Возможно, они сделали уборку к моему приходу. Но думаю, что они просто аккуратные люди. Были еще жители трущоб Мехико, но темой моей статьи были трущобы, а не эти конкретные люди. А если точнее, темой моей статьи было перенаселение – скопление большого количества людей в одном месте. Эти люди по каким-то причинам оставили свои фермы, насаждения, лошадей, свой образ жизни, чтобы переехать в город и достичь чего-то большего, но это не сработало, верно?
Раньше журнал
Сейчас это случается крайне редко.
В той статье я писал о том, что, передвигаясь по городу в направлении трущоб, все больше замечаешь глубину бедности. Через несколько миль исчезают все надписи и дорожные знаки, потому что люди здесь безграмотные. Они построили все эти лачуги и достаточно хорошо их организовали: рядами, как садовые навесы или пляжные бунгало.
Когда я вышел из машины, народ попрятался в свои лачуги, поэтому я сделал несколько снимков и вернулся.
Колоритные снимки социальной нищеты – изобретение СМИ 1970-х годов. При умелом использовании они неплохо привлекают внимание читателей к рекламе. Фотографии открытых шахт, изможденных лиц, убогих жилищ, улыбающихся людей с недостающими зубами и пальцами, огромных груд мусора… Вы понимаете, насколько они огромны, когда видите взбирающихся по ним людей – покорителей мусорных вершин. Глядя на эти снимки, читатели встряхиваются и, возможно, даже испытывают желание обновить свою садовую мебель.
Когда я, взмыленный и зачуханный, ступаю в закамуфлированный мир денег, то не думаю о корейцах, стоящих на коленях в своем маленьком чистом доме, или о мексиканцах, юркающих в свои лачуги.
Я думаю о богачах. Если бы вы захотели сделать моментальный снимок моего отношения к богачам, это был бы самый подходящий момент.
Моя вынесенная вперед нога активирует ультразвуковой датчик. Мои глаза сканируют стеклянные панели. Пространство между панелями увеличивается. Мое собственное отражение исчезает из моего поля зрения, уступая место богатому окружающему пространству.
Моментальный снимок моего разума: я думаю о деньгах, финансовом благополучии,