В черной пасти фиорда

Вечером 3 марта 1943 года «Л-20» вышла в море. Всю ночь мы шли под дизелями со скоростью 16 узлов и к утру приблизились к берегам Северной Норвегии.

Потянулось время пребывания на позиции: днем — под водой, ночью — над водой, в крейсерском положении. При сумеречном зимнем свете осматривали горизонт, вглядывались в унылые нагромождения скал, ожидая появления фашистских кораблей. А их нет и нет. Не появлялись и противолодочные силы, даже катера и мотоботы.

Район нашей позиции неплохой: от Тана-фиорда до Лаксе-фиорда. Между ними расположены мысы Нордкин и Слетнес, возле которых пролегла вражеская коммуникация. В этом районе североморские лодки успешно совершали торпедные атаки. Именно здесь в прошлом походе мы потопили транспорт и сторожевик.

Вахтенный офицер Апрелков в очередной раз внимательно осмотрел поверхность моря. Опустив перископ и встретил мой вопросительный взгляд, он доложил, что горизонт чист, и полушутя спросил:

— Может быть, война уже кончилась, товарищ командир?

Нет, до конца войны еще далеко. Но здесь, на Крайнем Севере, противник время от времени, видимо, брал тайм-аут — скорее всего для подготовки операций по проводке кораблей.

Не находя противника в море, мы подходили к фиордам, бухтам, заглядывали в них, но результат оставался прежним: ни крупных, ни мелких целей для атаки не было.

Прошло около недели бесплодных поисков. Старший инженер-механик доложил: необходимы зарядка и доливка аккумуляторной батареи. Переход на север, в район зарядки, было решено начать в вечерние сумерки.

В сумерки, будь то вечером или утром, активность лодки снижается почти до нуля — в перископ ничего не видно. А всплывать нельзя: простым глазом лодка хорошо просматривается. У берега лодки в это время часто ложились и.» грунт, в море — шли на безопасной глубине.

На закате, когда я не мог рассмотреть в перископ ни берега, ни горизонта, мы поворачиваем в сторону моря и идем на север, в район зарядки аккумуляторных батарей. Курс прямой, лодка хорошо удифферентована. В отсеках тишина. Акустик докладывает: поблизости никаких шумов. На вахте одна смена, остальные две отдыхают. Этим временем надо бы воспользоваться и командиру — позади столько бессонных ночей, проведенных в зимнюю стужу на мостике, но мне почему-то не хотелось ложиться. Я то и дело встаю и вышагиваю по отсеку, хотя в центральном посту тесновато — не очень-то разгуляешься. Еще раз запрашиваю акустика. Он отвечает: горизонт чист.

Сажусь на разножку, пытаюсь вздремнуть. Но уснуть не могу. Вспоминается прошлогодний поход на подводной лодке «К-3»: на переходе в район зарядки аккумуляторных батарей стояла такая же тишина, такая же была видимость спокойствия. Впрочем, об этом стоит рассказать подробнее.

В то время экипаж нашей лодки еще занимался боевой подготовкой, и командование решило послать меня в боевой поход на другой лодке — «К-3».

— Присмотритесь, понюхайте пороху, — сказали мне.

Несмотря на неопределенность положения (на этот счет не было каких-либо указаний), отношения с командиром лодки Кузьмой Ивановичем Малофеевым установились отличные. Ни малейшая тень не легла между нами, хотя характеры у нас были несхожими. Он побывал в боевых походах, имел успех, и у него было чему поучиться. Не сговариваясь, мы дополняли друг друга: я присматривался, как он воюет, Малофеев проявлял интерес к моему опыту плавания в северных широтах. Я был для него Виктором, а он для меня — Кузьмой.

Проникновение в Порсангер-фиорд, в районе которого находилась наша позиция, оказалось неудачным. Лодка слишком близко прошла от восточного входного мыса Сверхольтклуббен, после чего сразу же появились сторожевые корабли противника (мы тогда сделали для себя вывод: где-то вблизи мыса гитлеровцы установили стационарную гидроакустическую станцию, а недалеко от нее дежурят корабли противолодочной обороны; в дальнейшем это под твердилось, и «Л-20» никогда не подходила к этому мысу на близкое расстояние). К одной неудаче пришла вторая: боцман не удержал лодку на перископной глубине, и крупной волной нас выбросило на поверхность — показалась рубка. Теперь враг не только услышал, но и увидел лодку. Едва мы ушли на тридцатиметровую глубину, как началось бомбометание. Разрывы послышались вокруг лодки, от их резких ударов содрогался корпус, лопались лампочки, гас свет, с подволока срывалась пробковая изоляция (не теряя чувства юмора, подводники говорили: «…посыпалась «штукатурка», дело будет…»). Бомбы ложились в непосредственной близости от корпуса, вот-вот одна из них угодит в нас.

— Кузьма, — шепнул я командиру, — уйди на глубину. Они пристрелялись…