В черной пасти фиорда

Сила взрыва теперь была иной, чем мы испытали на «К-3», — гораздо слабее. В чем же дело? Наверняка в расстоянии. Тогда корпус лодки, по моим расчетам, был в 20–25 метрах от разорвавшейся мины, а сейчас — в 35–40. Словом, на глубине 70 метров мины противника не страшны! Что ж, мы ведь сами минеры, оружие это нам хорошо знакомо, и кому как не нам укротить минную опасность. В те дни я ощущал радость дрессировщика, который убедился, что тигры покорились ему.

После зарядки батареи мы снова на позиции. Но проходит час за часом, день за днем, а противник по-прежнему не появляется.

Десятый день… Я помогаю вахтенному офицеру Апрелкову приобрести навыки в штурманском деле.

— Определите место корабля по вершинам гор. Но сначала осмотрите горизонт.

Лейтенант поднимает перископ и начинает медленно его вращать.

— Вижу — с востока идет конвой! — докладывает он и приглашает меня к перископу.

Вглядываюсь в ровную черту горизонта — из-под воды торчат мачты кораблей.

Звучит сигнал боевой тревоги. Маневрируя, лодка подкрадывается к врагу. Теперь конвой можно разглядеть: он состоит всего лишь из одного транспорта и двух эскортных кораблей.

Условия для атаки идеальные. Мелкая волна, ветер дует с моря, то есть от нас, пасмурная погода не позволяет «зайчику» (отражению от стеклышка на верхней головке перископа) оказаться в поле зрения вражеских наблюдателей.

Точку залпа выбираем удачно, все наши расчеты сходятся точно, одним словом — лучше и не придумаешь; потирая руки, я полагал, что победа уже у нас в кармане. За 2–3 минуты до залпа я опустил перископ — в следующий подъем надо стрелять.

Угол упреждения установлен, поднимаю перископ. Но что это? О проклятие! Конвой совершает поворот. Я с досадой смотрю на удаляющиеся корабли. В чем дело? Неужели нас заметили? Этого не могло быть. Ведь, обнаружив подводную лодку, сторожевые корабли немедленно бросились бы в атаку, пошли на таран, начали кидать на нас глубинные бомбы. Между тем корабли не выказывали ни малейшего беспокойства. Может быть, конвой следовал зигзагом и сделал свой очередной поворот? Нет, теперь он придерживался прямого курса. Остается предположить, что гитлеровцы решили подойти ближе к берегу: около него безопаснее. Так оно и было: пройдя 6–8 миль, конвой подошел к береговой черте и продолжал движение вдоль нее.

Мы получили радиограмму с приказом возвратиться в базу. Был поздний вечер, и я решил остаться на позиции до утра. Всю ночь мы маневрировали, надеясь обнаружить противника, но наши старания результата не дали. А как хотелось вернуться домой с победой!

Поход завершился без единого выстрела. Но был ли оп уж таким бесполезным? Быть может, наши сведения о новых минных полях пригодятся подводной лодке «С-56» и ее командиру Григорию Ивановичу Щедрину? Ведь этой лодке предстоит отправиться на те же позиции, на которых только что были мы. А наш опыт форсирования минных полей на глубине? И все же возвращаться без победы тяжело. Меня не покидало чувство какой-то вины, а ее не было: экипаж выполнил свой долг, сделал все, что в человеческих силах.

При возвращении в базу нас преследовали противолодочные силы гитлеровцев. Пришлось задержаться на трое суток в море. Не выходили мы и на связь — работа рации помогла бы противнику. О нас уже беспокоились в базе. Практика показывала: если лодка не отвечала на вызов в течение трех суток, она вообще не возвращалась.

Ошвартовалась лодка глубокой ночью. Теплая встреча приподняла мое настроение. Командование и боевые товарищи искренне радовались, что мы благополучно вернулись в родную базу.

На пирсе я оказался в горячих объятиях контр-адмирала А. С. Фролова, прибывшего в командировку из Главмор-штаба; мне довелось служить под его началом на Черном море: я командовал тогда подводной лодкой, а он — дивизионом. Помнится, комдив высоко ценил самостоятельные действия командиров лодок и не боялся смелых экспериментов. Однажды он разрешил мне удифферентовать подводную лодку («Щ-210») без хода в тесной Южной бухте Севастополя. Но, пожалуй, наиболее характерным для него явился прием задачи покладки на грунт. В море, вблизи Феодосии, будучи уже начальником штаба бригады, Фролов прибыл на подводную лодку «Д-5» (меня только что назначили ее командиром). Он спустился в центральный пост, сел на разножку и приказал начинать (а сам закрыл глаза, как будто спит). Лодка легла на грунт бесшумно, без толчков, и я громко доложил о завершении маневра. Александр Сергеевич встрепенулся, открыл глаза и сказал лишь одно слово: «Всплывайте». И этот маневр был выполнен. Уже на мостике начальник штаба спросил, как я переправлю его на подводную лодку «Л-4», стоящую на открытом рейде. Я попросил разрешения подойти носом к носу (борт о борт хуже: была легкая зыбь, и можно было помять корпуса лодок) и получил «добро». Когда между форштевнями расстояние сократилось до полуметра, Фролов перешагнул на «Ленинец», отмахнувшись от протянутой для поддержки руки.

Таким он был, этот человек, обнимавший меня на пирсе.

Мины на шхерном фарватере

В шхерах