В черной пасти фиорда

Темный силуэт мыса громоздится совсем рядом. Кажется, что не форштевень лодки, а моя грудь вот-вот ударится об острые скалы. Физическое ощущение настолько реально, что хочется сжаться, вытянуть вперед руки, загородиться…

Ну, теперь уж пора отворачивать.

— Лево на борт!

Поставив нить перископа в диаметральной плоскости лодки, я с нетерпением жду момента, когда чернота монолитной массы гранита «отодвинется» и форштевень устремится на чистую воду.

Корабль никогда не начинает поворота сразу. Он как бы подумает, затем чуть дрогнет и станет медленно, точно нехотя, уклоняться в сторону, и только после этого циркуляция ускоряется. Особенно ярко все это проявляется на малом ходу. Командиры хорошо знают свойство своего корабля, но каждый раз волнуются, если маневр связан с риском.

Мы на траверзе мыса. Но я по-прежнему неспокоен: не задеть бы кормой за скалы или грунт.

Лодка ложится на боевой курс. Звучит команда:

— Ставить мины!

И сразу же уходим на глубину (мы в полосе, где поставила заграждение подводная лодка «К-21»). Из восьмого отсека докладывают:

— Первая вышла!

Отлично работают минеры. Снова на высоте командир отделения старшина 1-й статьи Н. К. Величко. Наум Куприянович до тонкостей знает свою специальность. Немалая его заслуга в том, что все наши минные постановки прошли без единого срыва, без единого заедания (теперь-то это можно сказать с уверенностью).

Наш подводный заградитель движется поперек пролива, все идет, казалось бы, нормально. Но вот после третьей мины из акустической рубки доложили:

— С правого борта шум винтов!

Да, это самое неприятное, что можно себе представить, хуже и не придумаешь. В тесном проливе, далеко от моря, работа в полном разгаре: крышки труб открыты, мины вываливаются…

— Четвертая вышла!

Неужели мы чем-то выдали себя, нас заметил враг и теперь спешит начать преследование? Или это мирное норвежское судно?

Извечный вопрос: что делать? Любое дело не хочется прерывать, ну а уж минную постановку тем более. Когда ее удастся потом продолжить? Да и опасность возрастет: можно и на своих минах подорваться.

Мучительно ищу правильное решение. Если идет противолодочный корабль, то на близкой дистанции он непременно обнаружит нас. Ведь кроме обычного шума на лодке теперь прибавились звуки механизмов, выталкивающих мины.

— Пятая вышла! — докладывают минеры (они-то не знают о нависшей опасности).

Итак, надо принимать какое-то решение…

— Акустик! Куда смещается пеленг?

— Пеленг медленно смещается на корму! Корабль приближается!

В центральном посту все как бы замерли. Старпом Редькин не мигая уставился на меня своими серо-зелеными глазами, ожидая приказаний. Ошибки нет: и по звуку, и по частоте оборотов делаю вывод — к нам приближается противолодочный корабль. И все же надо проявить выдержку.

— Разрешите сходить в акустическую рубку? — спрашивает Григорий Семенович.

А через несколько минут, приоткрыв дверь рубки, он с облегчением сообщает:

— Корабль противника отвернул: пеленг быстрее пошел на корму, шумы удаляются.

Мы продолжаем ставить мины. Через какое-то время опять слышим шум винтов. Потом еще и еще. Противник треплет нам нервы, но в непосредственной близости его нет.

— Двадцатая вышла!

Мы поздравляем друг друга с боевым успехом и ложимся на курс отхода.

Еще один экзамен

Проходит более двух часов. При очередном подъеме перископа осматриваю горизонт. И вдруг меня словно током ударило — со стороны Хаммерфеста показались корабли противника, идущие шхерным фарватером. Атаковать их невозможно, мы слишком далеко — торпеды не дойдут. Чтобы атаковать, надо разворачиваться, ложиться на обратный курс и догонять. Нет, это нереально. Остается одно: наблюдать, и не только из-за спортивного интереса… Сердце заработало на «повышенных оборотах», сильнее застучало в висках. Есть от чего! Это же редчайший случай: к заграждению, которое мы только что выставили, приближается конвой.

Выходит, наш экипаж сдает экзамен. Вот-вот выяснится, правильно ли мы приготовили мины, нет ли ошибки в определении оси фарватера, точно ли рассчитан боевой курс и минный интервал. Ну как тут не волноваться!

Мы выставили немало мин (считая сегодняшние — 100). Однако какое их воздействие, какой урон они приносят врагу, остается в большинстве случаев неизвестным. А ведь никакая деятельность, никакой труд не приносят радости, если не видны его плоды. Эйнштейн как-то сказал, что самая приятная работа — колка дров, там результат сразу налицо. Можно понять неудовлетворенность подводников, совершающих полные смертельной опасности глубокие рейды в базы противника и не знающих, какова эффективность минных постановок.

Приказываю вахтенному офицеру Новожилову:

— Записать в вахтенный журнал о фашистском конвое, идущем к месту минной постановки, и передать о нем по отсекам.

Конвой противника шел к заминированному участку. Это означало, что шхерный фарватер нами определен правильно.

Даю посмотреть в перископ Новожилову. Он внимательно наблюдает, затем с волнением докладывает:

— Идущие впереди катера скрываются в проливе…

— И не подорвались?