У египетских крестьян семьи, где насчитывается 6–10 детей, нередки. Несмотря на то что в Египте несколько лет правительство (речь идет о правительстве Насера) проводит в жизнь программу планирования семьи или регулирования рождаемости, для чего потребовалось преодолеть сопротивление исламского духовенства, достигнутый эффект пока весьма незначителен. Причину этого я понял после беседы с крестьянином Маджидом аль-Дервишем. У тридцатипятилетнего Маджида уже семеро детей. Два мальчика и девочка родились здесь, в деревне, где семья живет с 1964 года. Самые маленькие сидят у него на руках, а остальные теснятся вокруг, как трубы органа.
— Дети, — говорит он мне, — это вся радость нашей жизни и наша опора в старости. С тех пор как мы переселились сюда, я стал получать вдвое больше, чем когда работал сельскохозяйственным рабочим в нильской долине. Почему же мне не иметь большую семью, если я могу себе это позволить? Все сыты, одеты, а старшие ходят в школу. Возможно, что позже я возьму себе вторую жену. Разве тот, кто хорошо трудится, не может иметь кое-что от жизни?
Так, вероятно, думают многие. Социологи и врачи терпеливо ведут разъяснительную работу среди бедуинов, показывая им на связь между величиной каждой отдельной семьи и экономическим положением страны в целом. Бесплатно распределяются противозачаточные средства. Плакаты, расклеенные на стенах домов, призывают супругов ограничиться двумя-тремя детьми. Ради сокращения рождаемости закон запрещает и ранние браки. Установлен минимальный возраст — 16 лет.
Как велико было мое удивление, когда, приехав к одному бедуину, мы увидели такую картину: посреди обширного двора, окруженного высокой бетонной стеной, стояли два шатра, покрытые черной козьей шерстью. В них уютно расположилась семья, а в современных, отвечающих гигиеническим требованиям жилых помещениях прыгали козлята и ягнята! Такие явления для того времени были типичными. Надо полагать, что это промежуточная ступень к окончательной оседлости. Бывшим кочевникам нелегко сразу отказаться от привычного образа жизни, и поэтому они на первых порах крепко держатся за шатры. Через несколько лет они, очевидно, выгонят ягнят во двор, на свежий воздух, а сами переберутся в дом.
Но зато я не видел ни одного шатра, ни одного дома без транзистора. И в Новой долине повсюду можно было ощутить живой интерес к событиям международной жизни, особенно понятный в арабском мире.
«Пусть твое утро будет приятным, как сметана!»
Современное водоснабжение отнюдь не означает решения всех проблем. В этом я убедился, когда мы с женой жили некоторое время в Мерса-Матрухе летом 1969 года. Организация развития пустыни любезно предоставила в наше распоряжение квартиру в доме-новостройке на берегу Средиземного моря. Квартира, из которой мы совершали многочисленные поездки в селения бедуинов аулад-али, имела ванну и водопровод, что, конечно, в условиях пустыни могло считаться роскошью.
В разное время дня из наших водопроводных кранов текла вода двух сортов: солоноватая — из местных цистерн или пресная — поступающая из Александрии по трехсоткилометровому трубопроводу. Нет необходимости говорить, какой сорт предпочтителен, — чай или кофе на соленой воде имеет неожиданно отвратительный вкус! Доставка профильтрованной питьевой воды с Нила часто прерывается, потому что возможности трубопровода недостаточны для удовлетворения потребности всего портового города, а кроме того, бедуины самовольно тайно подключаются в пустыне к трубопроводу и пользуются пресной водой.
К нашему дому примыкал квартал, где поселились несколько десятков тысяч перешедших на оседлость аулад-али. В узких проездах между плоскими жилыми строениями теснились стада коз и овец. Их прожорливость делала излишней службу подметальщиков улиц, ибо все отбросы и даже старые газеты исчезали с невероятной быстротой. В каменных домах, которые построили для себя аулад-али, еще не было водопровода. Женщины и девушки из каждого дома должны были ежедневно ходить с канистрами к центральной колонке и, простояв в длинной очереди, платить за воду один обол. Бывшим кочевникам было хорошо понятно, что питьевая вода стоит дорого.