Поэтому ветераны были очень осторожны и, заступая на вахту, обязательно привязывали себя к ящикам. Ветеранами считали всех, кому удалось прожить первые две недели на передовой; за это время мы теряли примерно двадцать процентов новобранцев.
Стэффорд произвела на меня впечатление человека, который не пасует перед трудностями, хотя я старался избегать особенно панибратского общения с ней, по крайней мере, пока она не докажет свое умение выживать в течение нескольких месяцев. Надевая свой скафандр, она продемонстрировала знакомство с этим видом экипировки, хотя и была немного скованной. Большинство новобранцев даже не знали, куда им засовывать ноги. Это означало, что, еще находясь на корабле, она уже поняла всю важность снаряжения, позволяющего находиться в безвоздушном пространстве, и заранее с ним ознакомилась. Оказавшись в окопе, она только один раз совершила оплошность, проявив излишнее любопытство, но после уже не позволяла себе никакой напускной самоуверенности, из-за которой новички так часто оказывались на линии огня.
Полковник Чамберс сильно сдала со времени нашей последней встречи. Ей было где-то лет пятьдесят пять, и, несмотря на наше первоклассное медицинское обслуживание, она уже стала выглядеть на свой возраст. Выпивка была ее главной проблемой или, если взглянуть на это с другой стороны, ее единственным спасением. Она хлестала алкоголь в одиночку тошнотворно огромными дозами. Ее глаза всегда были налиты кровью и окружены клубком морщинок. Чамберс называли Старой служакой Цереры. Она попала сюда за четырнадцать лет до начала войны и до сих пор отказывалась надевать униформу. Она носила все подряд, смешивая разные элементы одежды, и было видно, что даже это вызывало у нее недовольство. Эта привычка осталась у нее еще от старых времен, когда скафандры были настолько неудобными, что, оказавшись в помещении, ты сразу же срывал все с себя и чесался потом еще часа два.
– Полковник Чамберс, это лейтенант Стэффорд. Она только что с Земли.
Стэффорд неуклюже отдала честь и передала полковнику стопку донесений. Взгляд Чамберс рассеянно скользнул по лейтенанту, но не задержался на ней. Она смотрела с абсолютно равнодушным видом, как будто Стэффорд здесь и не было вовсе. Когда же Чамберс перевела взгляд на меня, бормоча что-то себе под нос, ее глаза снова заблестели.
Я вдруг осознал, что смотрю на Стэффорд точно так же – по долгу службы мне приходилось обращать на нее внимание, но на самом деле я словно и не видел ее. Это был защитный рефлекс. Я не хотел ни с кем близко знакомиться до тех пор, пока этот человек не проживет хотя бы несколько месяцев на передовой.
Но теперь я глядел на нее, пытаясь увидеть сквозь туман, который застилал мне глаза, поскольку в глубине души по-прежнему боялся ее разглядеть. Она была хороша собой, обладала грацией совсем еще молодой женщины, но в ее внешнем облике не было ничего такого, за что мог бы зацепиться мой взгляд, который я с такой неохотой обратил на нее. Когда я отвернулся, то не смог даже сразу вспомнить ее лица. В память врезались лишь светлые волосы, которые напомнили мне о Наташе, но это было глупо, ведь Наташа была шатенкой.
– Корабль ООН прилетает завтра, – сообщила мне Чамберс, – в четыре утра. На борту будет находиться лицо, уполномоченное вести переговоры, и корабль должен получить свободный допуск. «Объединенные силы» утверждают, что они не будут стрелять по нему, а я, черт побери, уверена, что и мы не станем этого делать.
Именно это я и хотел услышать. Я широко улыбнулся Стэффорд, но затем понял, что она, возможно, не понимала, о чем мы говорим.
– Это означает конец войны, – пояснил я. – По крайней мере, мы все на это надеемся. Нет никаких причин, по которым следовало бы продолжать ее. – Сказав это, я вдруг почувствовал себя настолько беззащитным, что у меня на глаза навернулись слезы. – Правда ведь, Мари?
Полковник посмотрела на меня своими розоватыми глазами. Она уже хорошенько разогрела себя спиртным, и в тот момент ей было совершенно все равно, даже если эта война продлится еще много лет. Но мы с ней всегда поддерживали друг друга; она помнила о тех временах, когда попадала в серьезный переплет, а я помогал ей выпутаться.
– Разумеется, – поддержала она меня. – Тебе нужно только дооформить все юридические документы и отправить адвокату, и в течение месяца ты станешь владельцем одной пятидесятитысячной доли от горнодобывающей компании «Внешние пределы».
Мы, вояки поневоле, любили фантазировать на этот счет. О Большом и великом дне, когда война закончится и мы поимеем «Внешние пределы» точно так же, как они в свое время поимели нас. В своем иске я указал сумму в 100 000 000 000.00 доллара. Каждый раз, когда убивали кого-нибудь из моих близких друзей, я увеличивал сумму в десять раз. За исключением Наташи. За Наташу я бы лично разворотил кувалдой все «Внешние пределы» и поубивал бы всех их директоров. Компания об этом пока что не знала, но теперь у нее не было уже никаких шансов на прибыль.