В чём дело, Полли?

Подумав, что душ подождёт, я спустилась в сад. У беседки мне пришлось притаиться. То ли из-за слов Мишеля, предостерегающих ничему не верить, то ли из-за спутанного сознания уставшего организма, но решиться подойти к Брану мне было сложно. Как назло, погода стояла безветренная: деревья не качались, трава не шуршала, птицы не летали. Притаившаяся тишина стала для меня усыпляющей колыбельной. Я чуть шатко стояла на месте и с каждой минутой расстояние от беседки до дома удлинялось, а до скамейки и леса сокращалось. Наконец я подумала, что с таким же успехом могла бы наблюдать за Браном и из окна, как он сам повернулся ко мне:

— Вижу, мой совет влетел в одно твоё миленькое ушко и тут же вылетел из другого. — На его лице, насколько можно судить из-за лохматых волос и разросшейся бороды, играла добрая, грустная улыбка. — Не бойся, иди сюда, посидим вместе.

— Чего это вы такой любезный сегодня? — Я ущипнула щёки, чтобы не уснуть и подошла, однако садиться не спешила.

— Я против тебя ничего не имею, Пегги…

— Полли, — поправила я, он кивнул.

— Так вот, против тебя ничего не имею. Но если будет нужно… — Он потушил окурок о скамью и задумчиво продолжил. — Прожить десять жизней в шкуре зверя только для того, чтобы понять, что человек, не имеющий ни клыков, ни когтей, ни ловкости, страшнее всех прочих хищников… А всё почему? Человек умеет улыбаться. Если собака готовится к нападению, она предупреждает: рычит, демонстрирует пасть. А человек нежно улыбается в лицо, а сам в это время снимает пистолет с предохранителя. Я просто размышляю, не слушай…

— Я, кажется, знаю, кто вы.

— А я и не имею привычки выдавать себя за кого-то другого.

— Вы стали человеком благодаря ему, да? А что теперь? Задумали предать, потому что больше не Пёс и можете наносить удары, улыбаясь?

— Не всякий зверь хочет быть приручённым… Я был переполнен чужими грехами. Но точкой невозврата стал грех мой собственный. Это я посоветовал тому французу отправиться в «Дом из ниоткуда». В том, что Мишель здесь есть и моя вина. И сколько бы я не искупал свой грех, он не отпустит меня. У мальчика забрали жизнь. Он справлялся с этим, как умел. И никто не вправе осуждать его за это. Каждый хочет отчаянно спастись. Каждый имеет на это право. Только вот у него есть привычка втягивать в свои игры других… А то, что из-за этого пришлось умереть тому парнишке и дочери Брекка, так цель, как известно, оправдывает средства.

— Зачем вам Стивен Брекк?

— Стивен Брекк безобидней ребёнка, доложу я тебе. Отбери у сопляка конфету — он завопит во всю глотку. Отбери у тихого, законопослушного человека смысл жизни — он напьётся в первый раз в жизни и пойдёт неумело вершить правосудие… Я не для того сотни лет прожил Псом, чтобы позволить ему пустить себе пулю в лоб или натворить других бед. Просто приютил у себя, чтобы тот успокоился.

— Так значит, это не он угрожал Мишелю?!

— А так ли сложно поверить, что есть и другие люди, желающие ему смерти?

— Вы говорите мне, но не со мной. Можно же объяснить всё по-человечески.

— С наступлением ночи я всегда ухожу. Такие правила.

— Вы меня окончательно с ума сведёте! — Я снова ущипнула себя, чтобы удостовериться, что не сплю. Хотя теперь для кошмаров это вовсе необязательное условие. Затем я почувствовала сверлящий взгляд на затылке, хочешь не хочешь, а в моей ситуации научишься доверять интуиции, я обернулась и увидела в окне Аниной комнаты возбуждённое лицо Питера. Он во все глаза таращился на меня и активно махал руками. Его рот быстро открывался и закрывался, оставляя запотевшие пятна на стекле. Но что он пытался сказать, я не смогла бы понять с такого расстояния, даже если бы умела читать по губам. — Кажется, мне пора.

— Берегись, — невзначай бросил он.

В окне вместо Питера теперь зияла чернота. Было только около часа дня, но это не имело никакого значения. Окно словно замазали густой краской или гуталином. Чёртово ничто, пустота в самом своём истинном проявлении.

Сердце опустилось, поздоровалось с желудком и подскочило к горлу: «И тебе привет». Я помчалась в дом, повторяя как мантру, что нельзя верить всему увиденному.

— Наконец-то! Мам, наш супержурналист соизволила прибыть на наш праздник! — С порога с объятьями на меня набросилась невысокая девушка в лёгком платье, с короткими волнистыми волосами и глазами точь-в-точь, как у меня.

Я робко улыбнулась и прошла внутрь. Не сразу, но я поняла, что оказалась в нашем старом доме. Там жили мои родители, там жили мы с отцом до того, как… Теперь в доме пахло не тоской и табаком, а цветами и запечённой курицей. В гостиной шумно работал телевизор.

— С Днём Рождения, милая! — Со стороны кухни появилась стройная женщина. Из-под забрызганного соусом фартука выглядывало нарядное бирюзовое платье. — Мой руки, скоро садимся ужинать. Чего ты застыла у порога?

У меня ком встал в горле, тело сделалось ватным, словно я лишилась всех костей. Я скинула с плеча сумку с рабочим ноутбуком на коврик и стряхнула неудержимые слёзы.