В чём измеряется нежность? (СИ)

Жух, жух. Приближающийся сзади шорох. Нельзя оборачиваться. Паук бежал за ней от самого дома. Мари заспешила к рабочему столу отца, всё сильнее сжимая мокрыми пальцами уже отсыревший край пакета. Плюхнулась в кресло и затаилась, пригнув голову к поверхности стола. Прямо перед столом Роджера находился стеклянный кабинет Фаулера: капитан расхаживал по его периметру, увлечённый телефонным разговором, и почёсывал смуглую лысую репу.

Жух, жух, жух — всё быстрее и быстрее мчал паук.

Мари собрала всё своё мужество и приготовилась встретиться с собственными страхами. Развернулась в кресле, беглым взглядом окинула помещение, пытаясь обнаружить паука. За белой доской стола напротив, утыканной спортивными логотипами и стикерами, мелькнула каштановая макушка. Её обладатель поднялся, обошёл свой стол и взял со стола лейтенанта Андерсона пару тонких папок с документами, затем сел обратно.

Шорох гадких паучьих лап прекратился.

Вздохнула с облегчением. Мари разжала влажные пальцы, и пакет с обедом скатился по гладкой ткани платья на чёрный блестящий пол. «Упс!» — вырвалось у неё, заполошно подскочила и юркнула под стол за пропажей, краснея от стыда из-за своей неуклюжести. «Только бы он на меня не смотрел, только бы не смотрел», — мысленно волновалась она и завела назад одну руку, проверяя, не задрался ли подол.

— Всё в порядке?

Даже не оборачиваясь, Мари почувствовала в этом голосе ласковую улыбку.

— Да, да! Всё супер! Уронила тут просто…

Поднялась, утёрла запястьем взмокший лоб, убрала за уши взлохмаченные пушистые пряди, оправила складки платья и чинно уселась обратно. Боковым зрением наблюдала, не идёт ли он к ней.

Не шёл.

Положила отцовский обед на стол, затем гибким и энергичным движением поднялась с кресла и плавно направилась к столу напротив. Спряталась за белой доской стола Андерсона и со шпионской осторожностью вытянула шею так, что из-за края одни только любопытные глазёнки виднелись.

— Здравствуй, Коннор.

Приглушённый смешок. Обошла край стола Хэнка и остановилась рядом.

— Привет, Мари. — Он открыто протянул ей руку.

Она на секунду призадумалась, вглядываясь в его приветливый жест, и смело вложила маленькую кисть в ладонь Коннора. Его тёплые пальцы аккуратно сомкнулись вокруг тонюсеньких пальчиков с облупившимся салатовым и голубым лаком на ногтях, Мари принялась задорно и деловито пожимать ему руку с шалопайской улыбкой.

— Ты к отцу заглянула? — Он просканировал пакет с обедом на столе Эванса. — Насколько я знаю, вернётся он не раньше, чем через полтора часа.

— Так поздно? Всё остынет к этому времени и будет невкусным. — Мари огорчённо надула губы. — Это всё наша дурацкая плита! — пожаловалась она, всплеснув руками. — Я знаю, Кларисса не виновата, — оправдывала мачеху так, словно та могла её услышать, — это случайно получилось: она папе обед готовила, а он сгорел. Дома настоящий туман стоял! — Расхохоталась и начала мять верх подола. — Пришлось купить готовый. Хотя, ты знаешь, всё готовое какое-то безвкусное. Я люблю когда еда из свежих продуктов…

Она умолкла на полуслове и удивлённо уставилась на собеседника: он всё ещё внимательно слушал её болтовню и, судя по всему, даже не собирался просить «подойти попозже, а то он сейчас занят».

— И? — протянул он, заинтересованно вздёрнув брови.

— У меня на подоконнике растёт зелень, — на авось пробормотала она, прощупывая его участливость.

— А какая? — Коннор быстро листал папки, коротко посматривая на страницы, но старался не терять зрительного контакта с Мари.

— Да всякая там… — Она принялась ковырять кончик бумаги, торчащей из стопки документов. — Базилик, петрушка… Когда буду в этом больше понимать, хочу на заднем дворе в парнике свои овощи выращивать, чтобы не покупать эту синтетическую гадость из магазина. — Мечтательно-небрежным движением поправила звено ожерелья в виде белого клыка. — Сейчас вокруг и так всё искусственное, даже люди… Хочется, чтобы меня окружало как можно больше чего-то настоящего, — задумчиво изрекла она и прикусила губу.

Коннор поёжился в кресле, ощутив себя неуютно, и виновато посмотрел на Мари: «Как нелепо. Выходит, я порчу твои планы, девочка. Но если признаюсь в том, что сам машина, ты уйдёшь. А я не хочу этого».

— А сколько тебе лет? — праздно полюбопытствовала она.

«И правда, сколько мне? Два года — просто смешно. Я знаю больше тебя, но видел меньше, чем ты. И мой ответ будет ложью. Просто ложью, чтобы ты не волновалась. Презирать себя буду потом».

— Двадцать пять, — с фальшивой уверенностью машины констатировал он и потёр подбородок согнутым указательным пальцем, — недавно окончил полицейскую академию.

— Да ты здесь самый молодой. — Затем она заговорщически понизила голос и наклонилась к его уху, хихикая: — Среди этих вечно брюзжащих стариков!

— Ну, они не без недостатков, — он издал добрый смешок, — но, безусловно, стоят уважения. Хотя бы потому, что это профессионалы с большим опытом, которые много лет охраняют покой жителей Детройта.

— Ты так слащаво ответил, потому что я малявка, которая ничегошеньки не понимает?