В чём измеряется нежность? (СИ)

— Я прошу тебя, — в голосе Коннора были мольба и решительность. — Не думаю, что это продлится долго. Она испытывает ко мне благодарность за то, что было в ноябре, и просто хочет как-то её проявить. Ей, похоже, одиноко: так удивилась, что я стал её слушать…

***

Он не размышлял над тем, как это случилось. Не задавал себе вопросов, не искал весомые причины. Мари плавно и неизбежно становилась частичкой прожитых дней, уютным настоящим, неминуемым будущим. Иногда ему чудилось, что механизмы в его теле замирали, когда над участком разносилось её громкое «Коннор!», и она влетала в распахнувшиеся стеклянные двери, принося с собой ветер новой осени в спутанных волосах, грязь на ботинках и охапку чудны́х историй в придачу.

«Коннор, посмотри!.. Коннор, представляешь!.. Коннор, ты не поверишь!.. Коннор, тебе грустно?»

То, что не должно было продлиться долго.

По какой-то причине этому маленькому человечку было дело до того, о чём он думает, о чём мечтает, чем когда-то жил. Долгое время Хэнк был его единственным другом, и Коннор свыкся с тем, что на работе у него будут лишь коллеги. Коллеги, которые его терпят или презирают: кто молча, кто открыто. Фаулер проявлял сдержанность и такт, Крис пытался быть дружелюбным, Гэвин, как и прежде, не стеснялся широкого спектра чувств, прочие предпочитали холодность и профессионализм. Для них он остался машиной. У них такие прежде смиренно стояли вдоль стен и выполняли свои функции. Никто в серьёз не верил, что Коннор мог просто жить.

И он боялся, что однажды кто-нибудь не сдержится и даст об этом знать. При ней. Ложь больно кусала за язык, проникала вместе с током в металлические внутренности, неслась вместе с голубой кровью по искусственным жилам и становилась всё больше. Больше него самого. Так нужно. Он всё исправит. Когда-нибудь. Не сейчас. Не до этого. Ведь сейчас она бежала прямо к его столу, запрыгивала в кресло вместе с ногами — столь привычная теперь картина — и без устали начинала щебетать обо всём, что любила.

Сегодня Мари принесла ему кофе — крохотное чудо в унылом царстве повторяющих друг друга дней. Коннор покрутил в руке цветастый бумажный стаканчик, на котором старательно было выведено синими буквами его имя — размашистым почерком со скруглёнными буквами, каким писала Мари.

— Ты что, потратила на это карманные деньги? Не стоило, правда.

— Почему ты вечно такой? — проворчала она, недовольно поджав губы.

— Какой?

— Бухтишь, когда я пытаюсь заботиться о тебе. Неужели не можешь просто сказать «спасибо, Мари» — и пить, будто ничего необычного не случилось. — С важным видом сложила руки в замочек.

— Как я могу притворяться, что не произошло ничего необычного, когда мне впервые здесь кто-то принёс кофе? — Коннор облокотился на стол и с ухмылкой подался в её сторону.

— Думаю, ты как-нибудь справишься с этой сложной задачей.

Флегматично расстегнула рюкзак, достала учебный планшет с рукописной тетрадью и уткнулась в домашнее задание.

— Спасибо, Мари.

— Пожалуйста, — со смешком ответила она, закинув в рот жевательную конфету.

Забота, бессмысленная для робота. Коннор окинул взглядом отдел, дружно вливающий в себя горячий ароматный напиток: так уж сложилось, что для людей он много значил, и Коннору было невыносимо жаль, что он не мог объять всей глубины этой маленькой радости.

Но это было важно для неё. Он был ей важен.

Коннор печально улыбнулся, затем незаметно отставил стаканчик в угол стола и принялся за работу.

Комментарий к Часть III

Пост к главе: https://vk.com/wall-24123540_3477

Группа автора: https://vk.com/public24123540

========== Часть IV ==========

Мария терпеть не могла эти фальшиво уютные «семейные вечера», которые раз в неделю устраивала Кларисса, желая нравиться семье мужа: бабушка с дедушкой приходили не так уж часто, но Роберт не пропускал ни одного. Кузен мистера Эванса мог часами развлекать Роджера и его супругу историями своей юности или рассказами о поездках в Европу. Белоснежная скатерть, начищенное до блеска столовое серебро, доставшееся Клариссе в качестве свадебного подарка от родни, изящная сервировка, причудливо разложенные салфетки — напускное радушие, прилизанная любезность. Мари мечтала разнести вдребезги посуду, потоптаться на скатерти и отнести еду бездомным — только бы это занудство прекратилось раз и навсегда.

— Изумительно, Кларисса, я будто во французском раю, — чавкая и посмеиваясь, проговорил Роберт, вытирая с губ жир текстильной салфеткой, украшенной вышивкой.

— Ты мне льстишь, Роб! Я этот рецепт вычитала в интернете буквально на днях. — Она махнула рукой и оправила копну блестящих иссиня-чёрных волос.