В чужом клане (СИ)

Я нахмурился, вспоминая.

Обычное любопытство?

Нет, определенно не оно. Чужие дела меня, если честно, не особо интересовали.

Может, какие-то предчувствия, которые я толком не осознавал, но которые руководили моими действиями?

Хм-м, тоже нет. Как я ни пытался ощутить хоть что-то, в памяти было пусто — не случилось тогда никаких вспышек интуиции, никаких таинственных ощущений.

Словно бы для меня было нормальным найти и спрятать от чужих глаз то, что могло когда-нибудь пригодиться.

Я был в прошлом преступником? Грабителем? Вором?

Но золото и драгоценности оставляли меня равнодушным. Имение Дасан, несмотря на некоторую разруху, было битком набито ценными вещами, да и казну клана никто не охранял, однако желания набить карманы у меня тогда не возникло.

Может, я был… ищейкой?

Так, кажется, называли людей, расследующих преступления. Вещь заговорщицы показалась мне ключом к раскрытию тайны, и именно поэтому я ее ухватил? Этакий привет из прошлого? Прошлого, которое я не помнил, но которое до сих пор вмешивалось в мои поступки?

— Прошу прощения, дан, — раздалось за спиной.

Я моргнул, осознав, что за своими размышлениями успел подойти к раскрытому окну и теперь невидящим взглядом смотрю вдаль. Моргнул, обернулся — неподалеку стоял слуга. Этот был более высокого ранга — я уже научился определять это по крою одежды — и владел собой куда лучше, чем обычные слуги. Его обращение было безукоризненным, голос — вежливым, взгляд — идеально спокойным. Тем не менее я был практически уверен, что ко мне он относится ничуть не лучше, чем те, кто смотрел с открытой неприязнью. Интересно, как я это понял?

Я присмотрелся к слуге еще раз, внимательней, и осознал — причина заключалась в его жестах, в оборванных движениях, в напряжении, с которым он держал себя. Лицо он контролировал прекрасно, а вот тело — нет.

Хм, а ведь я понимал язык тела без всяких сознательных усилий и прежде, просто не задумывался об этом…

— Данные покои временно непригодны для жилья, — продолжил слуга. — Вам придется перейти в другие.

Идея была здравой. Я огляделся, выискивая свой походный мешок — единственное, что мне тут принадлежало — и замер. Кто-то — и я подозревал, что это были вовсе не стрекоты — развязал шнуры горловины и высыпал все на пол. Слуги, выносившие поломанную мебель, просто переступали через свитки, оружие и прочее содержимое. Никто из них не попытался вернуть вещи на место или хотя бы сложить в кучу — еще одно доказательство их изменившегося ко мне отношения. Ладно хоть не топтались по вещам. Древние свитки, кстати, все оказались целыми, хотя стрекоты обожали грызть как бумагу, так и пергамент. Тут явно действовала защитная магия.

После того, как я многозначительно указал на разбросанные вещи и слугам все же пришлось все собрать и сложить, мы направились в новые покои.

Мда, идея временно поменять место проживания казалась здравой только до того, как я увидел, куда именно меня решили переселить.

— Нет, — я еще раз оглядел бедно обставленную комнату с потрескавшейся краской на стенах, расположенную прямо над кухнями — со всеми сопутствующими звуками и запахами — да еще и лишенную собственной ванной. Похоже, обитателю этого места полагалось мыться вместе со слугами в общих купальнях. — Категорически нет.

— Это лишь временно, дан, — голос слуги звучал все также безукоризненно вежливо, но я был готов поклясться, что уловил мелькнувшее в его взгляде злорадство.

Так, хватит с меня косых взглядов и молчаливой враждебности!

Я шагнул к двери, закрыл ее и задвинул засов, таким образом заперев слугу вместе с собой.

— Что вы делаете, дан? — все та же идеальная маска, но движения выдали нервозность.

— Я — собираюсь слушать. Ты — говорить. А дверь я закрыл, чтобы нам не мешали, — я улыбнулся той самой улыбкой, которая на званом обеде едва не заставила моего соседа сбежать, забыв о хороших манерах. На слугу улыбка тоже подействовала — маска невозмутимости пошла трещинами.

— О чем говорить, дан?

— О том, почему и ты, и остальные слуги вдруг начали относиться ко мне с такой враждебностью?

— Мне нечего вам сказать, дан. Уверен, вам показалось. И комната, конечно, не самая лучшая, но как временное пристанище…

— Бить чужих слуг считается дурным тоном, — сказал я задумчиво и на мгновение задался вопросом, откуда я это знаю. Впрочем, неважно. Наверное, оттуда же, откуда мне были известны все остальные правила этикета. — Но необязательно бить, чтобы причинить боль. Достаточно надавить на некоторые точки на теле человека и боль будет как от открытых переломов.

Так, а откуда я знал про эти точки?

Вот ведь… Что же за прошлое такое у меня было? Может и впрямь я был ищейкой, допрашивал преступников? А они народ упрямый, неразговорчивый, так что мне приходилось помогать им с процессом общения?

Но слуга, наконец, прекратил притворяться и уставился на меня с открытой неприязнью, которую, пожалуй, даже можно было назвать ненавистью.

— Неудивительно, что вам это известно, дан, — сказал он, будто выплюнул, а мой титул из его уст и вовсе прозвучал как грязное ругательство.