«В Датском королевстве…»

Потом Лодвиг и Ялле отправились в Бьёркенборг. Интересная получилась поездка. Бьёркенборгцы с неподдельным изумлением взирали на сидевшего на возу Ялле, обмотанного веревками, с трубкой во рту и закрытыми глазами. Сизый Нос внимательно посмотрел на него через увеличительное стекло и похвалил Лодвига за проявленную заботу об усопшем товарище.

— Ялле был хорошим человеком, — скромно сказал Лодвиг. — Он фаререц и заслуживает самого лучшего.

— О такой поездке можно только мечтать, когда сам преставишься, — тихо произнес Сизый Нос. — Ялле словно попрощался с нами по-человечески. Сказал последнее прости товарищам, зверью, всей природе. Красиво мыслишь, Лодвиг.

Лодвиг, которого легко было смутить, повернул разговор на другую тему. Такую, чтобы всех заинтересовала.

— Я вот о поминках подумал, — начал он. — Не потому что у меня лишнее в доме завалялось, Ялле ведь меня, как бы это сказать, не предупредил ни о чем, к тому же его жажда сильно мучила, запасы наши долго не стояли. — Он снял шапку и утер ею лицо. — Но если нам всем миром подналечь, может все-таки получится устроить небольшую пирушку. Но все же достойную Ялле.

— Мы дадим пять бутылок крепкого и полбочки пива, — взволнованно закричал Бьёркен.

Разумеется, Ялле надо было проводить как следует. У Херберта обещали поменьше, но зато пожертвовали шестнадцать досок для гроба. Доски должны были пойти на строительство охотничьего домика в Ромдале, но теперь, когда Ялле нуждался в последнем пристанище, сомнений в том, как их использовать, не возникало. Херберт предложил немедленно сколотить гроб и привезти его в бухту Росса еще до похорон.

К Хальвору и Нильсу не поехали, поскольку у многих сложилось впечатление, что в этом году они предпочитали, чтобы их не беспокоили, и потому отправились сразу к Вальфреду и Антону, которые, на счастье, только-только закончили гнать самогон — чтобы хватило на несколько месяцев. Те предоставили для поминок весь запас, затем все вместе поехали к Графу, который пообещал выделить восемь бутылок настоящего вина и пятнадцать литров пива.

Караван саней, сопровождавший Лодвига и Ялле на пути домой, в бухту Росса, был длинным, как мидгардский змей. Мертвый Ялле невозмутимо восседал с трубкой в зубах. Щеки у него побледнели, а у кромки бороды появились следы обморожения. Но в целом он выглядел вполне обычно.

Лодвиг пригласил всех в дом. Мужчины привязали собак, покормили их вяленой рыбой и ввалились внутрь. Ялле остался сидеть на стуле у окна, поскольку гробовых дел мастер еще не прибыл.

Незадолго до полуночи явился Херберт. Из шестнадцати досок он сделал гроб, равного которому еще никто не видывал во всей Северо-Восточной Гренландии. У гроба были необычные, плавные, очертания, и Лодвиг заметил, что он сильно смахивает на плоскодонку, у него раньше была такая. Херберт объяснил, что, по сути дела, это и есть плоскодонка с крышкой, потому что Ялле, возможно, когда-то пойдет на корм собакам, и будет жалко, если шестнадцать хороших досок пропадут. Вальфред прицепился к выпуклой крышке, и Херберт сказал, что сделал ее такой формы сознательно, из-за большого живота Ялле. Все согласились, что у Херберта золотые руки, и пошли к столу.

Ялле принесли с мороза и посадили во главе стола. Так и сидел он с трубкой во рту и льдом в бороде и медленно оттаивал, и капли капали ему на грудь. Он очень устойчиво сидел на стуле. Твердый, прямой, замороженный.

Бьёркен постучал по стакану и встал. Он считал, что как самый крупный жертвователь имеет право произнести надгробную речь. Но не тут-то было. Еще и рта не успел раскрыть, как Лодвиг заорал:

— Подожди пока с проповедями, Бьёрк. Сначала согреемся, Ялле бы это одобрил.

Бьёркен сдался. Лодвиг как-никак был организатором пира и хозяином дома.

Торжественно подняли стаканы, ну чисто как шведы. Сначала все повернулись к трупу, потом друг к другу. Рыгнули, причмокнули, потом крякнули и утерлись. Поглядели на Ялле, у того на лбу проступили капли воды.

— Лучше, наверное, привязать его к стулу, — предложил Черный Вильям. — А то упадет, когда оттает.

— Если наше торжество затянется, а так оно и будет, — произнес Мэдс Мэдсен, окидывая взглядом батарею бутылок, — то лучше его хорошенько просолить. Чтобы не прокис.

Лодвиг облизнулся, смакуя послевкусие.

— Не надо привязывать, — заявил он твердо. — Ялле был моим напарником, не надо его веревкой. Пусть сидит на своем стуле и наслаждается пиром, не надо его ни солить, ни привязывать.

— Но когда он оттает, то упадет на пол, — заметил Черный Вильям. — Сначала на стол упадет, потом — на пол.

— Когда Ялле начнет сползать со стула, отнесем его в снег. Он там замерзнет и окоченеет, что твоя лисья шкура на ветру, — заявил Лодвиг.

На том и порешили.