В дебрях Центральной Азии

Часовня или постройка над священным камнем представляла деревянный с конической крышей сруб, в котором было вырезано отверстие более квадратного аршина. Оно и позволило рассмотреть камень, лежавший прямо на земле. Он имел больше сажени в длину и немного меньше в ширину, крутые и неровные бока и поднимался над землёй на 8–9 четвертей. В нескольких местах у него были оббиты, вероятно, более острые края или уголки и можно было видеть, что он состоит из блестящего серебристо-белого металла, тогда как вне этих мест он имел темно-бурый цвет и мелкошероховатую поверхность. Таким образом, было ясно, что этот будто бы упавший с неба камень состоит из какого-то металла, но только не серебра, так как цвет на оббитых частях был не серебряный, а скорее стальной. Я кое-что читал о падающих с неба камнях, называемых метеоритами, и потому вынул свой карманный компас, который консул дал мне для ориентировки при съёмке плана зданий на раскопках, отпустил стрелку и увидел, что камень сильно притягивает её к себе. Куда я ни поворачивал компас, стрелка сейчас же одним концом показывала на камень. Следовательно, камень был сильно магнитный и, очевидно, представлял железный метеорит, состоящий, как установлено наукой, из никелистого железа.

Когда я по возвращении рассказал об этом камне консулу, он справился, в книгах и сообщил, что метеорит такой огромной величины (я его приблизительно обмерил) ни в одном музее Европы и Америки не имеется и вообще неизвестен в науке. Отбить от него хотя бы небольшой кусочек не удалось; у нас с собой была только кайла, а никаких выступов или углов, по которым можно было ударить, на камне не было, — всё, что возможно, было уже сбито. Я, конечно, объяснил Лобсыну, что это за камень, и потом, когда мы ехали дальше, ещё с полчаса мы рассуждали о падающих с неба камнях.

Возвращаясь к дороге, мы ехали теперь мимо горы Ошке, которая стояла одиноко среди равнины и была похожа на фигуру лежащего животного вроде большой собаки, но с головой, более похожей на человеческую.

За незаметным перевалом через плоскую гряду Тотуркара у южного подножия этих чёрных гор мы нашли несколько колодцев с пресной водой, глубиной только в полтора аршина и, к удивлению, с деревянным прочным срубом. Здесь мы остановились.

Следующий небольшой переход в 8 вёрст проходил сначала через пустыню Ламын-Крюм-Гоби, усыпанную чёрным щебнем, а затем по ущелью в низких горах Намейчю; среди него были колодцы, скорее ямы в полтора аршина глубиной, некоторые с деревянным срубом, с горьковатой водой, пахнувшей тухлыми яйцами. Здесь пришлось заночевать, так как дальше был большой безводный переход вёрст в шестьдесят.

Чтобы дать верблюдам хорошо отдохнуть, мы простояли в этом месте, несмотря на скверную воду, следующий день до трёх часов пополудни и вышли с запасом воды в бочонках и напоив досыта всех животных. Часа через полтора горы Намейчю кончились, и дорога пошла по чёрной пустыне, густо усыпанной мелким щебнем и почти без всякой растительности. Кое-где в плоских впадинках желтел небольшой кустик. Местами равнина горбилась маленькими гривками или поднималась низкими ступеньками. В одном месте, уже в сумерки, мы заметили вблизи дороги какие-то брёвна длиной в 5–6 сажён и толщиной больше аршина. Они были разбросаны по поверхности пустыни.

— Сделаем здесь привал часа на два, — предложил Лобсын. — Мы уже прошли третью часть перехода, сварим чай, дрова есть.

Мы уложили верблюдов возле одного из этих брёвен, к другому привязали лошадей и, пока ещё можно было рассмотреть, обошли это интересное место. Брёвна оказались окаменевшими, мы надеялись развести огонёк из этих неожиданно найденных в пустыне дров и сварить себе чай. Но они совершенно не горели, а под ударом кайлы рассыпались на крупные осколки, а не на щепу. Пришлось запивать сухари горьковатой водой из бочонка, высказывая догадки об этих странных огромных деревьях, которые когда-то выросли среди пустыни и потом почему-то погибли и окаменели.

Верблюдам и лошадям мы дали по пучку зелёного тростника, которым запаслись ещё на Булгане на всякий случай, лошадям по ведёрке воды и перед полуночью пошли дальше. Убывающая луна светила довольно ярко, и можно было видеть, что часами двумя позже дорога спустилась в широкую котловину Бортень-Гоби, усыпанную тем же чёрным щебнем, который местами был наметён бурями в маленькие грядки. Тремя часами позже слева от дороги остались плоские горы Паташань. Они оканчивались обрывчиками из розовых, зелёных и малиновых глин, очень красиво переслаивавшихся друг с другом. Мы могли разглядеть их потому, что уже светало. Мимо них мы шли уже часа четыре и заметили в одном месте толстый пласт чёрного земляного угля.

— Это уже не обман, как те дрова! — сказал Лоб-сын. — Наберём его немного, чтобы чай сварить!

Мы набрали несколько крупных кусков угля, так как боялись, что на следующей стоянке в пустыне топлива опять не будет.