Мой приезд преисполнил их самыми смелыми надеждами, ибо до сих пор считалось невозможным совершить побег по льду Северного Ледовитого океана, к тому же в их числе не было ни одного моряка, или, я подозреваю, ни одного, кто когда-либо видел волнующийся океан. Однако перед моим отъездом они сказали мне, что намерены предпринять эту попытку, и я очень надеялся, что она увенчается успехом. Ибо в них я увидел молодость, ум и благородство, заточенные на всю жизнь в арктической пустыне, без общения с книгами или образованным обществом, в окружении грязных и отвратительных туземцев, которые отчасти были их охранниками. Дело в том, что туземцы несут за побег ссыльного строгую ответственность, под страхом наказания кнутом и тюремным заключением, поскольку совершенно невозможно, чтобы кто-либо проехал в этих местах более или менее порядочное расстояние без их помощи или ведома. Как гость в этой стране, пользующийся её помощью и гостеприимством, я не мог, из соображений порядочности, содействовать ссыльным в их планах побега; тем не менее, как республиканец, я могу сказать, что все мои симпатии были на их стороне – угнетённых ради свободы слова. Ибо именно один из этих молодых людей сказал мне, что всё, о чём они просили и к чему стремились, – это конституционная форма правления, пусть конституция будет хотя бы такой, какой может. Они хотели только привилегии быть заключёнными в тюрьму или повешенными, если так случится, в соответствии с российским законом и конституцией, и не загнанный, как стадо овец, полицеймейстером города в тюрьму или ссылку без судебного разбирательства, или, как в случае с Лионом, с имитацией суда.
Как бы то ни было, Лион, служа нам переводчиком, получил из моего рассказа Кочаровскому ценную информацию для себя и своих спутников об экспедиции «Жаннетты» и её снаряжении, нашем переходе на лодках и пешком, припасах, одежде и маршруте. Самый молодой из ссыльных, по прозвищу «Маленький кузнец», был студентом-политехником и, похоже, их «главным механиком». Он с восхищением смотрел на мой секстант, потому что с его помощью они могли найти дорогу в тундре и океане. У них были часы и компасы, но не было средств определения широты или таблиц для вычисления долготы, но этот серьёзный молодой нигилист начал мастерить самодельный секстант и уже составил свои собственные навигационные таблицы, используя русский альманах для определения склонений солнца. Они намеревались построить на реке Яна, недалеко от Верхоянска, лодку и попытаться пройти на ней тысячу миль до берега моря, а затем совершить путешествие почти в две тысячи миль вдоль побережья Сибири до Берингова пролива.
Впоследствии я с сожалением узнал, что они действительно пытались осуществить свой смелый замысел, но безуспешно. Ускользнув от охраны, им удалось, после многих трудностей, спуститься вниз по Яне, мимо большой деревни у её устья, и они уже достигли моря и могли сравнительно легко совершить побег, но по неопытности не смогли справиться с волнами и перегруженную лодку залило водой, а когда они выбросились на берег, её затопило, и вода промочила их провизию. Среди них была молодая женщина, о которой я ещё расскажу, но даже она была более стойкая, чем две другие, которые, испугавшись, сразу же сдались властям в Усть-Янске. Вскоре после этого были пойманы остальные, и их отправили в ещё худшую, если это вообще возможно, ссылку. Лиона сослали на Колыму, а других вывезли из населённых местностей и поселили среди якутов. А мне оставалось только восхищаться ими и их мужеством. Их худшими преступлениями были мальчишеские глупости и уличные протесты. И поэтому в глазах каждого американца, рождённого с верой в то, что свобода слова и свободная пресса являются абсолютными и неоспоримыми правами, ужасное наказание, назначенное этим молодым людям, должно выглядеть постыдно деспотичным и жестоким.
Глава XIX. Из Верхоянска в Якутск