Теперь Лион пригласил меня к своим товарищам по ссылке. Я спросил Кочаровского, есть ли у него какие-либо возражения, но он сказал: «О нет! Я не думаю, что нигилист может причинить вред республиканцу, но ужин будет готов в четыре.» Поэтому он отправил меня в жилище ссыльных на своих санях, которые потом вернулись за мной с Лионом, чтобы отвезти меня на обед.
Господин Лион был стройным темноволосым молодым человеком с мертвенно-бледным еврейским лицом, хотя, когда я спросил его, он сказал, что он не еврей. У него были чёрные волосы, доходящие до плеч. Он рассказал мне, что был студентом юридического факультета и его арестовали во время студенческих волнений, затем он предстал перед тремя разными трибуналами по очереди, ни один из которых, однако, не смог найти ничего предосудительного в его образе жизни, о чём и было указано в его препроводительных документах. По пути в Сибирь он попросил казачьего офицера своей охраны, добродушного парня, разрешить ему взглянуть на эти бумаги. Его просьба была удовлетворена, и он узнал, что после того, как различные суды оправдали его, он был выслан так называемым «административным порядком» – сей замечательный документ заканчивался следующим образцом юридической логики: «Мы ничего не можем доказать против этого человека, но он изучает право и, без сомнения, очень опасен».
И, соответственно, он был сослан в Верхоянск на всю жизнь[88]
. У Лиона сохранилась копия его препроводительных документов, которые он показал мне, усмехаясь над своеобразной философией властей.