В дельте Лены

Сразу же по прибытии в Верхоянск меня отвезли в резиденцию исправника Кочаровского, который принял меня с большим радушием. Даненхауэра и первую часть моего отряда приняли здесь очень хорошо, мужчин разместили в доме одной вдовы, их хорошо кормили, снабдили большим количеством табака и очень ограниченным количеством водки, так что они были совершенно довольны. Джек Коул, бедняга, хоть и был не в своём уме, был весел, вёл себя хорошо, ни с кем не ссорился, хотя и молол всякую чепуху. Но в конце концов он стал вести себя так странно, что мистер Даненхауэр счёл необходимым передать его на попечение казака, а затем, после нескольких дней отдыха и подготовки, все они отправились в Якутск в сопровождении казака, которому поручались их дорожные нужды и расходы. Путешествие было приятным и весёлым, так как в Верхоянске их вдоволь снабдили провизией, и, хотя было очень холодно, никто сильно не пострадал, так как станции находились на небольшом расстоянии. Когда они были ещё в Верхоянске, прибыл курьер от генерала Георгия Черняева с пятьюстами рублями из его личных средств, переданными на нужды нашего отряда. Мистер Даненхауэр взял двести рублей, а остальное оставил мне, но так как деньги мне не были нужны, я передал их Кочаровскому на будущие расходы; это я сделал, чтобы упростить наши расчёты.

Сразу после моего прибытия исправник послал за Лионом, одним из находящихся у него политических ссыльных, чтобы он служил нам переводчиком. Лион пришёл и представился как тот, который написал мне письмо для исправника, когда я был в дельте; и теперь, когда он переводил для нас, ему удалось между делом поведать мне часть своей истории. Мы вместе отлично поужинали уткой, бекасом и другой дичью, которую Кочаровский хранил замороженной в своём леднике круглый год. Лион сказал мне, что он никогда раньше не ел за этим столом, хотя поначалу его часто приглашали отобедать. Но Лион был совершенно бескомпромиссным нигилистом и не хотел брататься со своими охранниками. У Кочаровского был сын, которого я назвал «Маленький солдат», к большому удовольствию нас обоих. Миссис Кочаровская была приятной, светловолосой, симпатичной женщиной, по-видимому, вполне довольной тем, что проводит свои дни в этой отдалённой заснеженной глуши, готовя и заботясь о своём доме, супруге и маленьком сыне. Она прислуживала нам за столом и не садилась с нами. Это была первая хорошая еда, которую я ел с тех пор, как покинул Сан-Франциско. На столе было красное вино, называемое «наливка», которое делается из разбавленной водки и диких ягод, приятное на вкус и не очень пьянящее, а также был коньяк и обычная водка, которая представляет собой не что иное, как очищенное ржаное виски крепостью около шестидесяти процентов.

Наш разговор затянулся до трёх или четырёх утра из-за того, что мне, конечно, нужно было рассказать историю «Жаннетты» во всех её скорбных подробностях.

Лион сообщил мне, что до них никогда не доходило никаких известий о нашей экспедиции; что они недавно слышали о немецкой экспедиции, но ничего не знали ни о нас, ни о нашем путешествии, пока мы не пришли на их берег с Ледовитого океана. Я видел, как его глаза заблестели, когда я заговорил о том, с какой лёгкостью я мог бы плавать вдоль побережья Сибири на таком маленьком судне, как наш вельбот. Кочаровскому очень хотелось узнать всё об одежде и провизии, необходимых для таких путешествий, какие совершали мы; и когда я рассказывал, было видно, как молодой человек впитывал каждое моё слово, а его лицо светилось надеждой и радостью, когда я открыл его горящему взору великолепное видение побега из ненавистного заточения.

На следующее утро Лион снова пришёл позавтракать с нами и продолжить свою работу в качестве переводчика. За столом он сказал мне, что, задавая вопросы Кочаровскому, он возьмёт на себя смелость задать несколько своих собственных. Когда мы закончили трапезу, я попросил Кочаровского отправить Баишеву распоряжение с указанием продолжать поиски до моего возвращения или прибытия на место какого-либо другого американского офицера. Ниже приводится моё письмо с инструкциями, которое перевёл Лион; и оно было немедленно отправлено в Булун специальным курьером, а копия была направлена генералу Черняеву.

Верхоянск, 7 декабря 1881 года.

Сэр,