В день пятый

На этот раз упырь был мертв.

— Нужно вызвать полицию, — пробормотал Томас, поднимаясь на четвереньки и стараясь прийти в себя.

— Только после того, как мы немного побеседуем, — сказал Паркс.

Бросив труп в заполненный мусором контейнер, он завалил его пустыми картонными коробками, чтобы, как было сказано, выиграть время.

— Нужно вызвать полицию, — повторил Найт.

— Они знают, где ты, Томас, — сказал Паркс. — Не полиция. Те, другие. Кто хочет тебя убить. Если сейчас вызвать полицию, ты уже не сможешь их остановить, никогда не узнаешь, почему погиб Эд и почему пытались убить тебя. Тут уж никакие копы не помогут.

— Ты оставил меня на верную смерть, — огрызнулся Томас.

— В горячей ванне? — усмехнулся Паркс. — Ой, ну пожалуйста! Я просто забыл выключить нагреватель, знал, что тебе ничто не грозит. Там было полно народа. Тебе достаточно было громко позвать на помощь.

— Я ничего не скажу, — решительно произнес Томас.

— Да я и так уже все знаю, поверь мне, — сказал Паркс.

— Поверить тебе? — презрительно фыркнул Найт. — Да ты шутишь!

— Я только что спас тебе жизнь, — напомнил Паркс. — Полагаю, за это ты должен угостить меня ужином. — Он кивнул в сторону ресторана. — Кажется, тебя там ждут друзья. Зови их сюда, и мы отправимся куда-нибудь подальше… — Паркс помолчал, словно подыскивая подходящее слово. — От тех, кого я убил ради тебя. Ну, что скажешь?

Куми и Джим по-прежнему сидели за столиком, обмениваясь неловкими словами прощания. Куми уже позвонила на работу и теперь собиралась возвращаться в Токио. Джим никак не мог определиться, то ли ему остаться с Томасом, то ли провести здесь еще несколько дней в одиночестве, после чего отправиться обратно в Чикаго. Известие о схватке в переулке они выслушали с паникой, а Паркса, похвалявшегося тем, как мастерски он следил за Томасом, встретили как человека, способного в любую минуту наброситься на них.

Найт не знал, как относиться к той перемене по отношению к нему, которая произошла с Парксом, однако всего несколько минут назад он был уверен в том, что умрет, а этот тип его спас, пусть и таким кровавым способом. Так что Томас испытывал скорее облегчение, чем доверие. Его по-прежнему мучили сомнения относительно Паркса, но он был перед ним в долгу и, по крайней мере, должен был дать ему возможность высказаться.

— Итак, — начал Паркс, усаживаясь за столик из сосновых досок в шумном ресторане, наполненном криками вспотевших официанток, снующих по залу с подносами, заставленными бутылками пива и графинами саке. — Ты только что сделал большое открытие. Дай-ка подумать… — Приставив палец к виску, он закрыл глаза и принялся мычать что-то нечленораздельное, напоминая подростка, решающего сложную задачу на сообразительность. — Ты наконец-то понял, что твоего брата интересовали не просто древние изображения рыб, а сами рыбы, если ты чувствуешь разницу. Более конкретно, что-то вроде рыбы, но в то же время и не рыба, которая вымерла давным-давно.

— О чем это он? — спросила Куми, все еще бледная и настороженная.

Ничего не сказав, Томас отпил большой глоток пива. Это была уже вторая кружка.

— Наши пути с его братом пересеклись, как только он переступил границы своей епархии — символы, Бог и прочая чепуха — и оказался в моей, — продолжал Паркс. — Пусть не лично. У нас был общий посредник, один японец по имени Сато, который закончил свой жизненный путь, выпотрошенный одним извращенцем-вампиром, только что получившим по заслугам в том переулке.

— А ваша епархия? — спросила Куми.

Томас подумал, что она старалась сосредоточиться, вернуться в колею хотя бы для того, чтобы отвлечь свои мысли от последних событий.

— Наука. Точнее, морская биология, — продолжал Паркс, довольный собой. — Если уж быть совсем конкретным, эволюция.

Куми вопросительно взглянула на Томаса, затем снова повернулась к Парксу.

— Наш досточтимый Эд обратил внимание на определенные странности в изображениях рыб из очень ограниченного географического района вокруг Неаполя, — продолжал тот. — Эти образы были непохожи на все то, что он встречал в других местах, и относились к временному промежутку приблизительно в тысячу лет, обрываясь где-то в восьмом столетии после появления Христа. Эд пришел к заключению — и это говорит о его мудрости, — что вышеозначенные изображения представляют не просто абстрактные мысли, но конкретное животное. Оно похоже на рыбу, но с некоторыми чертами земноводных: подвижной головой, легкими и — только подумайте! — конечностями, состоящими из плеча, локтя и кисти. Это было то, что мы, заумные специалисты в данной области, называем рыбоногое — относящийся к концу девона переходный вид от рыбы к сухопутным четвероногим животным вроде Ichthyostega. Здорово, правда?