В День Победы

— Ей-богу, не понимаю, как вы во всем этом разбираетесь! Мне кажется, я бы ни за что не разобрался! Даже если бы меня секли розгами!

Она сдержанно улыбнулась.

— Формулы очень простые. Легкие, гармоничные и в принципе сравнимые с произведением искусства. В произведениях живописи одна красота, в математических формулах другая. Да это общеизвестно. Извините, что я взялась объяснять вам прописные истины.

— Нет, пожалуйста, продолжайте. Мне очень любопытно, — сказал я. — Вы так молоды, а уже готовитесь защитить диссертацию.

— А что мне еще в моем положении делать? — сказала она. — Только учиться, заниматься научной работой. В школьные годы я считалась одним из лучших математиков среди учащихся школ. Завоевывала первые призы на олимпиадах. Дальше сразу университет. Тут я тоже как-то скоро выделилась. Оставили в аспирантуре. Да у меня и обстановка в семье была благоприятная. Отец — профессор математики, доктор наук, он вскоре после войны умер от инфаркта. С детских лет слышала соответствующие разговоры… Конечно, будь я совсем здорова, я бы тоже занималась математикой, но еще гуляла бы в лесу и в поле, бегала бы, прыгала и дурачилась… Я, кажется, утомила вас объяснениями. Кстати, разве вы, как художник, не обратили внимания, что у рядов Фурье красивый стройный рисунок?

Она вновь раскрыла передо мной книгу.

Я пригляделся и увидел, что, пожалуй, согласен с Надей. Формулы заставляли работать воображение, создавали в нем художественные ассоциации.

— Удивительно! — воскликнул я.

Она радостно засмеялась и ответила:

— Вся математика прекрасна.

— Покажите мне еще какие-нибудь формулы.

— Пожалуйста…

Увлекшись интересным разговором, во время которого каждый из нас старался сесть на собственного конька, мы не заметили, как на дорожке за деревьями показалась молодая стройная женщина, красиво постриженная, одетая в цветастое платье, обутая в туфли на высоком каблуке. Мы увидели ее (точнее, первой увидела Надя и произнесла: «А вон и мама идет!»), когда она уже вышла из-за деревьев, хрустнула сучком, а затем и намеренно кашлянула. Я смутился, встал и поздоровался с матерью Нади. Машинально отводя со лба прядь волос, она подозрительно взглянула на меня своими печально-строгими глазами, затем посмотрела на свою дочь, снова на меня, после чего ответила мне холодновато:

— Здравствуйте.

— Мама, — произнесла Надя, — познакомься. Это Ваня Круглов, художник.

— Нина Емельяновна, — сказала мать Нади и после некоторого колебания протянула мне руку, которую я осторожно пожал. Затем она обратилась к дочери: — Надюша, поедем-ка обедать!

— Да, — ответила девушка и, попросив у меня извинения, распрощалась со мной.

Нина Емельяновна молча кивнула мне и повезла свою дочь по дорожке, от усилия делая большие шаги и наклоняясь им в такт. А у меня вдруг начало падать настроение. Я почувствовал неловкость и одновременно тоску, ибо возвратился к действительности и вспомнил о существенной разнице между мной и моей новой знакомой. Во время оживленного разговора с ней я про эту разницу совершенно позабыл.

3

Расставшись с Надей, я уже не мог не думать об этой девушке и на следующее утро проснулся с мыслью о ней.

Во время завтрака я рассеянно держал ложку и ел кое-как. Мать заметила мое состояние и спросила, что со мной. Я пробормотал что-то не очень правдоподобное. Взглянув на меня с тревогой, она вслух предположила, что я нездоров, и посоветовала мне не ходить сегодня по городу с этюдником, а отдохнуть дома. Меня тронула ее забота. Я подумал о том, что, став взрослым, почти перестал уделять внимание своей матери, которая, скромно трудясь швеей и зарабатывая не слишком-то много, поддерживала свое великовозрастное чадо на его пути к искусству. Я провел ладонью по ее поседевшим волосам, наклонился и поцеловал мать в щеку.

Прислонив руки к груди, близорукая и маленькая, она повторила с интонацией благодарности за ласку:

— Отдохни, Ваня. Никуда от тебя твои картинки не денутся.

— Не волнуйся, — ответил я ей, поднимаясь из-за стола. — Я чувствую себя отлично. Клянусь тебе. Я еще никогда так хорошо себя не чувствовал…

Сегодня утром я сразу двинулся по городу целенаправленно и скоро уже приближался к пруду, к тому месту, где в прошлый раз мы встретились с Надей.

Моя новая знакомая была тут и опять занималась математикой, заглядывая в открытый учебник и делая карандашом выписки в толстую тетрадь. Утро было еще раннее, исключительно погожее. На траве блестела роса, мои ботинки об нее сразу увлажнились. Пруд застыл в совершенной неподвижности, так чарующей заядлых рыболовов, по воде расходились мягкие круги оттого, что гуляла рыба. Кувшинки у противоположного, освещенного солнцем берега были свежи. Между камышами нынче сидел мужчина в шляпе и черном пиджаке, закинув в воду пару удочек.