Летной группе отвели тесную каютку на баке. Но чухновцы большую часть суток проводили на верхней палубе, у дорогого их сердцу «красного медведя». Здесь их дом. Между огромными желтыми трубами, всегда дышащими теплом, расчален самолет. Бескрылый, он выглядит обрубком, вызывающим молчаливое сострадание. Впечатление усиливают бесчисленные тросы, деревянные подпорки, куски брезента, которыми летчики пытаются защитить свое любимое детище от безжалостной и всепроникающей сырости. Здесь же десятки металлических бочек с горючим и маслом, огромные поплавки, авиационные лыжи и две плоскости — крылья из гофрированного алюминия.
Чухновский в эти дни либо в капитанской рубке, либо на верхней палубе у самолета. Со списком в руках он еще и еще раз проверяет свое хозяйство, все ли взято, надежно ли укреплено и укрыто. Время от времени команда прогревает моторы. Погода больше всего сказывается на них, они капризничают, отказывают отсыревшие магнето. В процедуре участвуют все; так любящая семья купает свое единственное чадо. Пилоты сидят на фюзеляже, у моторов — Федотов и Шелагин. Федотов разговаривает с мотором, как с живым, дорогим, но немного капризным существом:
— Да ладно тебе упрямиться! Клапаны прочистили, магнето заменили. Что тебе нужно, непутевый? А, бензопровод посмотреть? Так и сказал бы сразу, дурачок. Хорошо, посмотрим. — И Владимир Михайлович, самый старший в группе (ему сорок один год), ласково похлопав по кожуху, лезет в мотор.
Так один из московских журналистов живописал эту сцену.
Если Чухновский не здесь, значит, он с Самойловичем и Орасом или на мостике, или в каюте начальника экспедиции, или в радиорубке.
А радио делится новостями, волнующими мир. 18 июня Амундсен вылетел на помощь Нобиле. Норвежцы несколько раз вылетали к «красной палатке», но не нашли ее. Красинцы все время поддерживают связь с «Малыгиным», который уже вошел во льды.
Изредка Чухновский забегал в кают-компанию, где его всегда радушно встречала журналистская братия. Но пространных интервью он не давал, предпочитал молчать или садился за пианино — красинцы любили послушать его игру.
21 июня «Красин» вошел в бухту Бергена. Погрузка полутора тысяч тонн угля отняла трое суток. 24 июня буксиры с трудом оторвали ледокол от причала. Его провожали десятки шлюпок и катеров, с которых норвежцы кричали:
— Спасите Амундсена! Привезите нам нашего Руала!
К тому времени пропал «Латам», самолет Амундсена. Вся Норвегия жила в тревоге за своего великого сына.
25 июня на корабле получили сенсационную весть: летчик Эйнар Лундборг, старший лейтенант шведской армии, снял со льдины Нобиле и доставил его на «Читта ди Милано». Сначала этому никто не поверил. «Уток» в ту пору в эфире порхало великое множество. Красинцы не могли допустить мысли, что командир корабля, терпящего бедствие, может быть спасен первым. Последующие радиограммы подтвердили: да, точно, Нобиле спасен.
28 июня «Красин» встретил первые льды, а затем вошел в почти сплошные ледяные поля. Началась изнурительная схватка со льдами.
Пробный взлет
Вечером 3 июля, в 20 часов 30 минут, в виду Семи Островов ледокол пришлось остановить. К тому времени «Красин» уперся в непроходимый лед. Час за часом бился в ледяную стену богатырский корабль своей стальной броней, всеми своими десятью тысячами лошадиных сил, но проходил сущие пустяки. Самойлович в тот день с часами в руках убедился воочию: за 60 минут упорнейшей работы, вернее, ожесточенной борьбы — 16 таранных движений вперед, пятнадцать назад для разбега, прошли всего-навсего четыре корпуса корабля, это четыреста метров. За последнюю перед остановкой вахту продвижение составило какие-то полсотни метров. Ледокол потерял лопасть на левом винте, серьезно повредил рулевое управление. Изрядно досталось и корпусу. Капитан корабля Эгги точно сказал: «Красин» изнеможен».
Положение спасаемых к тому времени не стало лучше. Пожалуй, даже наоборот. Мальмгрена, который с двумя итальянскими офицерами давно уже покинул лагерь Нобиле, так и не нашли. Самолет Лундборга при втором полете на льдину потерпел аварию у «красной палатки». Теперь шведские летчики думали только о том, чтобы вызволить из беды своего собрата. Судьба нобилевцев отошла для них на задний план. Полярную весну сменило лето. Лед в районе лагеря Вильери (так стали называть группу спасаемых после вылета Нобиле) становился все хуже и хуже.
Обо всем этом хорошо знали на судне. Тревожился каждый участник экспедиции. А летная группа твердо решила, что пришла ее пора действовать, поскольку судно у этого ледяного барьера практически стало беспомощным. Чухновский упорно добивался и добился решения о пуске самолета в дело, хотя Самойлович шел на это не очень охотно: он не хотел рисковать машиной и особенно экипажем.