В деснице благодати

Когда китайский диктатор Мао Цзэдун умер в 1976 году, его врач, доктор Ли Жисуи, вынужден был взяться за невыполнимую задачу. Политбюро потребовало: «Тело

председателя Мао должно сохраниться навеки». Специалисты возражали. Возражал и

сам доктор. Он видел иссохшие, изъеденные тлением останки Ленина и Сталина. Он

знал, что тело, в котором нет жизни, обречено на разложение.

Но он получил приказ. В труп закачали двадцать два литра формальдегида.

Результат оказался ужасающим. Лицо Мао раздулось как мяч, а шея по толщине

сравнялась с головой. Уши торчали под прямым углом, а раствор сочился сквозь все

отверстия. Группа бальзамировщиков пять часов трудилась с полотенцами и ватными

тампонами в руках, чтобы удержать вытекающую жидкость в теле. В конце концов, лицо приобрело нормальный вид, только грудь осталась разбухшей, поэтому френч

пришлось распороть на спине, а тело прикрыть красным флагом компартии.

Для церемонии похорон этого было вполне достаточно, но власти хотели, чтобы

тело могло вечно лежать в мавзолее на площади Тяньаньмэнь. Целый год доктор Ли

Жисуи руководил сотрудниками подземной медицинской лаборатории, в которой

пытались спасти останки от разложения. Ввиду тщетности усилий правительство

распорядилось изготовить восковую фигуру Мао Цзэдуна. И само тело, и его восковую

копию привезли в мавзолей на площади Тяньаньмэнь. Десятки тысяч людей собрались, чтобы пройти мимо хрустального саркофага и отдать последнюю дань уважения

человеку, который руководил Китаем на протяжении двадцати семи лет. Но даже сам

доктор Ли Жисуи не знал, видят ли они тело вождя или восковую куклу1.

Не делаем ли мы то же самое? Разве не этим занят род человеческий? Разве не на

это уповает трудоголик? Не этой ли целью вдохновляются все алчные, властолюбивые и

развратные люди? Только мы стараемся влить не формальдегид в труп, а жизнь в душу.

Мы дурачим достаточно много людей, стараясь протянуть еще чуть-чуть. Порой мы

уже и сами не знаем, видят ли окружающие наше истинное «я» или восковой манекен.

В мертвом цветке нет жизни.

В мертвом теле нет жизни.

В мертвой душе нет жизни.

Отсеченная от Бога душа увядает и умирает. Последствия греха — это не тяжелый

день и не плохое настроение, а смерть души. Признаки гибели души видны ясно: стремительно несущие на убийство ноги, сквернословящие уста, не видящие Бога глаза.

Теперь вы понимаете, почему люди бывают такими низменными. Их души мертвы.

Теперь вы понимаете, почему иные религии бывают такими жестокими. В них нет

жизни. Теперь вы понимаете, почему торговец наркотиками может спокойно спать

ночью, а диктатор может жить, не испытывая угрызений совести. У него ее нет.

Завершающее действие греха состоит в том, что он убивает душу.

Нам нужно чудо

Увидев суть проблемы, сможем ли мы увидеть решение? Решение — не в

улучшении общественного строя или народного образования; не в том, чтобы накачать

в труп больше формальдегида. Решение не сводится и к большей религиозности: нам

может показаться, что созданные человеком ритуалы и доктрины способны прикрепить

цветок обратно к стеблю, но они этого не сделают. Нам не нужно больше религии, нам

нужно чудо. Нам не нужно, чтобы кто-то набальзамировал труп, нам нужно, чтобы

кто-то воскресил умершего.

И этот «кто-то» появляется в Рим. 3:22.

Но прежде чем мы прочитаем этот стих, я должен немного задержаться и

подготовить вас. Приготовьтесь к тому, как просто он звучит. Не понадобится

смешивать таинственные эликсиры. Не нужны изощренные ритуалы. Не потребуется

сложная хирургическая операция. Не будет мучительного периода послеоперационного

восстановления. Божье средство исцеления нашего недуга до крайности просто.

И прежде чем мы прочтем этот стих, я должен еще раз остановиться и спросить

вас: разве не чудесно, что послание не кончается стихами 19-20: «...так что

заграждаются всякие уста, и весь мир становится виновен пред Богом, потому что

делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть; ибо законом познаётся грех»?

Разве не радует вас, что Павел не оставил труп на прозекторском столе? Разве не

счастье, что апостол дополнил протокол вскрытия описанием Божьего средства

воскрешения? Не тревожьтесь. Никакой опасности не было. Товарный поезд не удержал

бы Павла от того, чтобы написать следующий стих. Эти слова он давно хотел написать.

Следующие строки — главное его основание для создания Послания к Римлянам, и

даже основание для того, чтобы жить.

На протяжении шестидесяти одного стиха, пока Павел говорил о гибельности

греха, мы сидели имеете с апостолом в темной комнате. Все свечи догорели до конца

фитиля. Во всех лампах кончилось масло. Есть очаг, но дров не осталось. Есть

светильник, но в нем нет огня. Мы шарили по всем углам и ничего не нашли. Не видя

перед широко раскрытыми глазами даже собственных ладоней, мы только

вглядывались во тьму. Мы и не знали, что Павел уже пробрался к окну и взялся за

шпингалет. Как раз когда мы засомневались, остался ли вообще где-либо свет, Павел

распахивает ставни и провозглашает: «Но ныне... явилась правда Божия...» (Рим. 3:21).