В последнюю ночь перед отъездом Маккэндлесса из Картаге, бригада Уэстерберга устроила ему шумные проводы в «Кабаре». «Jack Daniel’s» лился рекой. Маккэндлесс никогда никому не говорил, что умеет играть на пианино, и поэтому сильно удивил всех присутствующих, когда сел за него и принялся выдавать мелодию за мелодией. Начав с серии кабацких песенок в стиле кантри, он перешел на регтаймы, а потом и на номера из репертуара Тони Беннетта. И он вовсе не был из тех, кто в подпитии любит навязывать свой иллюзорный талант беззащитной публике.
«Алекс, – говорит Гейл Бора, – играл реально здорово. Ну, я хочу сказать,Утром 15 апреля все собрались у элеватора попрощаться с Маккэндлессом. За спиной у него был тяжелый рюкзак, а в ботинке он спрятал около тысячи долларов наличными. Свой дневник и фотоальбом он оставил на хранение Уэстербергу. Также он отдал ему сделанный во время жизни в пустыне кожаный ремень.
«Алекс любил часами сидеть у барной стойки в «Кабаре» и словно иероглифы расшифровывать для нас вырезанные на нем картинки, – говорит Уэстерберг. – За каждой сценкой стояла длинная история».
Когда Маккэндлесс обнял на прощание Гейл Бору, она заметила на его глазах слезы. «Это меня напугало, – рассказывает она. – Он ведь не планировал расставаться с нами слишком уж надолго, а значит, не стал бы плакать, если бы не собирался пойти на большой риск и не понимал, что может в результате не вернуться. Именно в этот момент у меня и появилось дурное предчувствие, что больше мы Алекса никогда не увидим».
Рядом с элеватором пыхтел на холостом ходу большой трактор с полуприцепом. Работавший на Уэстерберга Род Вольф отправлялся с грузом подсолнечника в расположенный в Северной Дакоте город Эндерлин и согласился подбросить Маккэндлесса до автострады № 94.
«Когда я его высаживал, у него на плече висело здоровенное такое мачете, – говорит Вольф, – и я еще подумал: Господи, если он с этой штуковиной будет голосовать, никто не остановится. Но ему ничего не сказал. Я ему просто руку пожал, пожелал удачи и сказал, чтобы он не забывал нам писать».
Маккэндлесс писать не забывал. Неделю спустя Уэстерберг получил лаконичную открытку с почтовым штемпелем Монтаны:
18 АПРЕЛЯ. Приехал в Уайтфиш на товарняке. От графика не отстаю. Сегодня двину через границу штата и поверну на север. Всем от меня большой привет.
Затем, в начале мая, Уэстербергу пришла еще одна открытка, на этот раз уже с Аляски. Судя по почтовому штампу, эта открытка с фотографией полярного медведя была отправлена 27 апреля 1992 года.
Привет из Фэрбенкса! – говорилось в ней. – Пишу тебе, Уэйн, в последний раз. Прибыл сюда 2 дня назад. Здесь, на Юконе, с попутками очень сложно. Но я все-таки добрался.
Всю мою почту, пожалуйста, возвращай отправителям. На Юг я вернусь, возможно, очень не скоро. На случай, если это приключение обернется для меня смертью и ты никогда больше не получишь от меня никаких вестей, я хочу сказать тебе, что ты отличный мужик. А теперь я отправляюсь в дикую глушь.
В тот же самый день Маккэндлесс послал открытку с аналогичным сообщением Джен Баррес с Бобом:
Привет, ребята!
Больше от меня никаких вестей пока не будет. Я отправляюсь пожить среди дикой природы. Берегите себя, я очень рад, что с вами познакомился.
Глава восьмая. Аляска
В конце концов, возможно, именно творческим личностям присуща дурная привычка бросаться в патологические крайности, способные подарить замечательные озарения, но тем, кто не в состоянии транслировать свои душевные раны в объекты искусства или великие мысли, такой образ жизни не подходит.