— Я Тильнаваль дочь Эгорхана из дома Сорокопута! От имени моего отца и самог
# # 1 Я желаю, чтобы ваша весна не закончилась никогда! (лонт.).
Судьба не жалела Тобиуса, без устали нанося всё новые удары. Он не знал, верить ли собственным ушам, но если эльфка не соврала, то она являлась дочерью врага всего рода людского!
На подоспевший помост взошла сама Тильнаваль, — на языке лонтильских эльфов это значило то ли «подснежник», то ли «лютик», — а кроме неё лаушани и ещё два эльфа.
Покуда их уносили прочь под торжественную музыку, остальные нелюди принялись обустраиваться. По их воле древоходы, переместившиеся на свободное место, сняли с себя поклажу, и стали менять форму. Расплетаясь, эти существа срастались воедино, образуя на глазах у завороженных сару небольшой изящную постройку, лавку, внутри которой уже раскладывались товары. Лонтильцы явились за сотни лиг от дома чтобы поторговать.
— Какие уродливые безволосые существа, — проскрипел мартышкообразный старичок, стоявший поблизости своему собеседнику-носачу.
— Но зато товары у них знатные, — ответил тот, —
— Тогда поторопись, не ты один такой охотник, вон сколько народу собирается.
Итак, — думал Тобиус, спеша скрыться на соседних улицах, — старый Вийджа не ошибался и не кривил душой, рассказывая, что в затерянное средь лесов царство разумных обезьян знали дорогу эльфы Лонтиля. Здесь они никому не были совсем уж в новинку, хотя и считались, видимо, эдакой диковиной. Привозили свои товары, удостаивались посольских почестей. Представляли опасность.
Истинных чародеев следи эльфов рождалось намного больше, чем среди людей, но даже те эльфы, которым не посчастливилось обладать Даром в полной мере, имели его зачатками, — то есть видели и ощущали больше любого заурядного человека. Попав им на глаза, Тобиус рисковал выдать себя. Те четверо, что уехали, вероятно, в Храм, были настоящими чародеями, сильными, он сразу это почувствовал. Если бы маг оказался ближе, не прикрытый толпой, они легко заметили бы его и вскрыли маскирующие чары.
Отныне с магией в городе придётся быть очень осторожным, а мудрее всего запастись пищей и убраться поскорее. Уж лучше тяготы суровой зимы, чем крепкие руки извергов из дома Сорокопута.
Невзирая на свой первый испуг, Тобиус не сбежал из Храмового города сразу. Это неизведанное место, оплот чужой цивилизации требовало хотя бы какого-то исследования. Он не смог бы считать себя тем, кем желал являться, кабы просто утёк. Вместо того серый маг наполнял свою книгу заклинаний зарисовками с разных ракурсов и описаниями. Особенной красотой отличался каменный мост, перекинутый через реку практически над самым водопадом. Вид с него открывался завораживающий, а с некоторых участков крепостной стены, отделявшей Горкагохон от остального плато, в определённые световые часы можно было сделать восхитительные рисунки Храма.
Часть 3, фрагмент 22
В конце концов он смог оторваться от любимого занятия. Торговцев на площади становилось меньше день ото дня, они расходились по своим родным землям, предчувствуя, что до снегов осталось немного времени. Симианы делились на большие группы и отправлялись вовне, ведомые паладинами.
Тобиус успел накупить некоторое количество еды, составить карту мест, по которым он прошёл вместе с сару и где с высокой долей вероятности можно было пролететь, не попав ни в чью пасть и не став жертвой пространственной аномалии. Серый хотел рискнуть и попробовать. Датой отбытия из Горкагохона он выбрал двадцать восьмой день зоптара, когда погода стояла ещё солнечная и тёплая, но по ночам становилось действительно холодно. Духи ветров накануне вели себя сонно, а значит, ещё довольно долго небеса останутся чистыми. Прекрасное предзнаменование.
Однако, проснувшись утром выбранного дня, волшебник понял, что предсказывать погоду это всё же не его сильная сторона.
В воздухе висел красновато-бурый туман, в котором не было места обычным духам ветров, или творцам облаков. Природа тумана, совершенно определённо, имела магическое происхождение, это чувствовалось. Прохаживаясь по стенной галерее, будучи невидимым, Тобиус своим естеством ощущал нечто зловещее и тяжёлое, набиравшее силу ежеминутно. Во рту разливался металлический привкус крови.
Всем, кто находился внутри Горкагохона запретили покидать защищённые пределы, Храм Предка поставил под копьё всех паладинов, послушников, а также обычных стражников. Туман тем временем густел, делая солнце почти невидимым светловатым пятном на бурых небесах. Когда оное завершило путь с востока на запад, наступила непроглядная ночь. Темнота была густой и масляной, липкой, носившей дурные запахи. Источники света в ней слабли, — шипели факелы, едва горели лампы и уличные фонарики. Город захлестнула всеобщая тревога.