Но самое любопытное заключалось в том, что Ипполит столкнулся в дверях не только с нами, незнакомыми для него людьми, а и со своим многолетним врагом, некиим Каллистом, наперсником стареющего и, как говорили многие, плохо разбирающегося в церковных делах римского епископа Зефирина. Приняв такой вид, точно перед ним пустое место, Ипполит проследовал дальше, но не выдержал и обернулся, и можно было заметить, что глаза его блистали возмущением. Каллист тоже посмотрел на автора прославленных комментариев и, пожав плечами, вошел в лавку.
Вергилиан вопрошающе глядел на Прокопия:
– В чем дело?
Владелец лавки, прочитавший за свою жизнь столько книг и снисходительный к человеческим слабостям, улыбнулся и в немногих словах передал нам историю ссоры этих двух людей. Мне кажется, что она представляет интерес и для нашего повествования, так как рисует нравы, царившие в те годы в Риме.
Впрочем, это случилось еще в царствование императора Коммода, который находился тогда в Британии, где легионы утопали в каледонских топях. Вот так же римляне узнавали из перевитых лаврами сенатских извещений о победах, существовавших главным образом в воображении августа. Но, как и теперь, зевак больше интересовали городские сплетни, а в тот день было чему удивляться: из Рима бежал с деньгами вкладчиков управитель банка Аврелия Капрофора, этот самый Каллист, что вызвало в городе большое волнение.
Выполняя просьбу Вергилиана, Прокопий охотно рассказал, что произошло потом. Беглец очутился в Остии. Поднявшись на первый стоявший у пристани корабль, Каллист предлагал его владельцу большие деньги, с тем чтобы тот поторопился поднять парус и отплыл немедленно. Но наварх почему-то не спешил с выходом в море, а когда Каллист стал упрекать его за промедление, то сослался на отсутствие благоприятного ветра.
Между тем на берегу уже появился Капрофор. Узнав о бегстве управителя банка, старик заплакал. Ведь похищенные деньги были главным образом сбережениями вдовиц или капиталами, завещанными в пользу сирот. Увидев патрона, управитель представил себе позорные цепи, узилище, бичевание и решил, что лучше покончить все расчеты с жизнью. Он бросился с корабля в воду, но корабельщики вытащили его и передали, жалкого и трепещущего, в руки Капрофора.
Так началась христианская, полная волнений и богословских споров жизнь Каллиста, закончившаяся мученической смертью, если верить христианам, что, впрочем, не было редкостью в римском мире в те годы. Сначала беглеца заковали в цепи и увезли, как беглого раба, в глухую самнитскую деревушку, где заставили несчастного вертеть мельничный жернов. Однако блестящие финансовые способности Каллиста заставили банкира вновь поручить ему ведение денежных операций. Явившись однажды в римскую синагогу, чтобы во время молитвы захватить особенно упорных неплательщиков, Каллист устроил там скандал и был отведен к префекту города Фусциану как нарушитель разрешенного законом молитвенного собрания. Напрасно Капрофор защищал своего служащего. Обвинение было подтверждено свидетельскими показаниями, и римский закон предусматривал в подобных случаях ссылку. Каллист очутился в Сардинии, но, когда, по ходатайству Марции, возлюбленной Коммода и, может быть, тайной христианки, некоторые ссыльные были возвращены из изгнания, он вернулся в Рим. Как пострадавший за веру, управитель банка стал быстро подниматься по иерархической лестнице в римской христианской общине, а при слабовольном епископе Зефирине забрал все дела церкви в свои руки. Этого беспокойного человека мы и видели в либрарии.
Мне было чрезвычайно интересно слушать Прокопия и поближе познакомиться с тем миром, в котором жили таинственные для меня христиане. Из этого рассказа я вывел заключение, что они такие же люди, как и все прочие смертные, то есть занимаются торговыми делами и даже совершают банковские операции, и я спрашивал себя в недоумении: что же все-таки заставляет их идти на мучения?