В долине Аргуна

Послышался недовольный голос шейха:

— Я — Мума. Что там? В чем дело?

— Докладываю, — Усман вытянулся в струнку. — Операция «За честь горянки» успешно завершена. Какие будут указания относительно дальнейшей судьбы Цыпленка?

— Я же тебе ясно сказал, — пробурчал Жума, — или смертная казнь или женитьба на…

Голос осекся, связь прервалась.

— Это гениально! — в один голос воскликнули Халипат, Мелижа и Унисат. — Но на ком женитьба?

Усман встряхивал свою «ходилку-говорилку», стучал ею по лбу, но все тщетно — связь не восстанавливалась, техника подвела…

— На ком шейх велел его женить? — теребили женщины Усмана.

— Разрази меня аллах — забыл! — руководитель операции еще раз стукнул себя по лбу рацией.

— Да как же так?

— Вот так!

Усман мысленно казнил себя. Какой позор! И с чего он взял, что судьбу Салмана надо решать вместе со всеми участниками операции, как решают судьбу санаторной путевки на заседании профкома? Шейх дал на сей счет точные и ясные указания. А он непостижимым образом забыл их и развел тут демократию, чуть не до закрытого голосования дошел… Вот они пережитки проклятого воспитания, не до конца выкорчеванные корни прошлой жизни! И как же они сильны, эти пережитки и корни, если в ответственнейший момент могут внезапно сказаться даже в таком безгранично преданном Жуме человеке, как он…

— Может быть, святой Жума имел в виду меня? — выступила вперед Халипат. — Я женщина совершенно свободная, независимая, суеверная…

— Побойся аллаха! — воскликнул Сапи. — Ты годишься ему в матери.

— Ну и что? Это теперь модно. Я дам ему возможность завершить образование…

— А может быть, шейх говорил обо мне? — с трепетом в голосе спросила Унисат. — Я в отличие от некоторых, как раз в том возрасте…

— В твоем возрасте собаки уже дохнут, — грубо перебил Усман и вдруг снова стукнул себя по лбу «ходилкой-говорилкой». — Вспомнил! Мелижа!.. Мелижа, ты согласна?

— Как я могу противиться воле святого шейха! — потупилась Мелижа. — Да возвысит его аллах!

— Откройте дверь, введите его! — приказал Усман.

Пленника ввели. Он все слышал и знал, что ему предстоит.

— Дорогой друг, издевательски-ласково сказал Усман, — у тебя только два выхода: или ты принимаешь позорную смерть или соглашаешься стать мужем молодой, красивой и весьма обеспеченной вдовы из уважаемой тейпы, чем и будет достигнуто наше полное примирение.

— Ваше первое предложение мне не по душе, — спокойно ответил Салман. — А вторым я просто польщен. Но как отнесется к нему моя будущая супруга? Ведь вы как бы ставите ее на одну доску со смертью…

— Обо мне не беспокойся, дорогой, — нежно пролепетала Мелижа. — Я не обижаюсь.

— Итак? — решительно спросил руководитель операции.

Салман понимал, что женитьбой на Мелиже сектанты, с одной стороны, хотят перетянуть его на свою сторону, с другой — убрать его как соперника Бахазы и снова предоставить этому типу простор для агрессивных устремлений относительно Саши.

— Итак? — грозно повторил Усман.

— Я согласен, — легко ответил молодой человек.

При этих словах Тумиша, видимо уже давно очнувшаяся, но не дававшая об этом знать, вскочила и со словами: «Нет! Ни за что! Никогда! Он мой! Только мой!» — бросилась к Салману. На пути она сбила с ног Сапи и двух неизвестных с ружьями. Халипат и Унисат с перепугу сами упали в обморок. Возник колоссальный переполох. Лишь Мелижа, вдохновленная открывшейся перед ней перспективой долгожданного замужества, сохраняла присутствие духа. Видя, как внезапно изменилась обстановка, Салман оттолкнул Тумишу и бросился в открытое окно. Вслед за ним в это же окно выскочили претендентки-соперницы Мелижа и Тумиша. Обе женщины хотели поймать парня, каждая считала его своим, лишь ей принадлежащим. Салман как буря летел по темному саду.

— Он лобзал меня! — кричала за его спиной Тумиша.

— Он дарован мне шейхом! — вопила совсем рядом Мелижа.

Сектанты вскоре опомнились и бросились в погоню…

Но тщетно! Быстроногий жених уходил все дальше и дальше от преследователей. Скоро из далекой дали и уже чуть слышно до него доносилось: «Он лобзал!..», «Он дарован!..»

Впереди была река. Салман бросился в реку…

Глава двадцать третья

Приходченко вошел в свой кабинет и растворил окно. Утренние запахи зрелого кавказского лета заполнили директорское обиталище. Казалось, и письменный стол, и арифмометр на нем, и шкаф с бумагами, и каждая бумажка на столе и в шкафу — все вместе с директором вдыхало эти запахи и хотело блаженно воскликнуть: «Ах, как хорошо!»

Постояв немного у окна, подышав свежим воздухом, полюбовавшись на далекие горы, Приходченко сел за письменный стол: его ждали дела. Все утро он подписывал бумаги, отвечал на телефонные звонки, беседовал то с агрономом, то с механизаторами, то с какими-нибудь еще посетителями.

Часов в одиннадцать, когда наступило относительное затишье, к директору вошла счетовод Тамара.

— Вы слышали, Савелий Лукич, новость? — таинственно спросила она.

— Что ты имеешь в виду?

— Как, вы ничего не слышали? О Салмане?