В долине солнца

Другая ее рука змеей спустилась по переду рубашки Сэнди, по пуговицам его вельветовых брюк, вокруг бедра, вниз по ноге. Схватила его за штанину и залезла в ковбойский сапог, где нашла рукоятку длинного ножа в кожаных ножнах.

– До чего же непослушный молодой человек, – заметила она, изогнув губы в голодной, нетерпеливой ухмылке. – Что бы твоя мама сказала, если бы узнала, что ты прячешь это? – Она вытянула ножны из его сапога и шлепнула ими Сэнди в грудь.

Он ухватился за ножны обеими руками, инстинктивно, ухватился так же, как тогда, в ночь, когда Тревис подарил ему на крыльце фермерского дома.

– Вынимай, – сказала она.

Руки Сэнди задвигались, но медленно. На лбу выступил пот: он отчаянно пытался сопротивляться.

«Нет, нет, я не буду!»

– Вынимай, говнюк мелкий, – рявкнула она.

Он почувствовал, как кончик осколка ужалил его в горло, когда она прижала его крепче.

Его мочевой пузырь не выдержал.

Теплая моча потекла по ноге и залилась в сапог…

маленький мальчик обмочил штанишки, обмочил штанишки, обмочил штанишки, проверьте подгузники, может, он еще и обкакался…

…когда он расстегнул ножны и вытащил нож. Тот задрожал у него в руке, и вообще показался тяжелее обычного, его невозможно было держать ровно. В другой руке он стискивал кожаные ножны, прижимая их к груди.

Женщина заплела пальцы ему в волосы.

– Приставь лезвие к горлу, вот сюда, – сказала она и отвела от него осколок.

Дрожащей рукой, ощущая тяжесть и опасность лезвия, Сэнди поднес нож к горлу.

Женщина приблизилась, взяла его руку в свою, придала ей устойчивости.

– Вот так, молодой человек, – прошептала она.

Сэнди крепко зажмурился.

Вдруг из-за угла его позвал Калхун.

Женщина отпустила, а когда Сэнди открыл глаза, ее уже не было.

Сэнди увидел Калхуна и не мог ни бросить нож, ни пошевелиться, ни сделать что-либо иное, кроме как плакать и дышать.

– Сэнди? Что ты, ради бога…

Калхун опустился на колени и обхватил запястье Сэнди, отвел нож от его горла. Но рука дернулась, и Калхуну пришлось взять мальчика и за предплечье. По воротнику Сэнди побежала струйка крови.

– Дай мне, сынок, – сказал он твердо, и что-то в его словах заставило Сэнди встрепенуться…

сынок

…и он ослабил пальцы ровно настолько, чтобы Калхун сумел их разжать.

Они остались вдвоем, не считая мириад их отражений.

Сэнди попытался заговорить, но не смог. У него будто перехватило дыхание.

Калхун положил нож на пол у ног Сэнди. Затем положил обе ладони Сэнди на предплечья и умоляющим тоном произнес имя мальчика. Встряхнул его.

Сэнди хотел ответить, но паук завернул его в свою паутину.

Калхун пристально глядел на мальчика, теребил плечи Сэнди своими большими руками. Затем прижал его к груди и крепко обнял.

Сэнди почувствовал покалывание в руках, будто они просыпались от сна. Открыл рот…

И женоподобная тварь выскочила у Калхуна за спиной и всадила осколок зеркала ему в горло.

Рю проследила за тем, как мужчина упал вдоль стены, после чего перекатился и уставился на нее с подлинным изумлением. Осколок стекла торчал из его шеи. Он медленно вытянул руку, коснулся раны, и поток крови, полившись по руке, просочился сквозь рубашку. Рю улыбнулась мальчику, стоявшему с открытым ртом и прижимавшему ножны к груди. Он издавал забавное бульканье – нормально закричать у него не получалось. Рю потянулась к осколку в горле мужчины. Он, как бы защищаясь, выставил руки. Она взяла его запястья и сложила их вместе, присела и опустила его руки ему на колени. Его глаза остекленели и больше не были ни широко раскрыты, ни выглядели испуганными. Он дернул правой ногой. Он уже не сопротивлялся, когда она вытащила из него стекло.

Кровь брызнула на пол и зеркальные стены.

Рю подставила лицо под струю, раскрыв рот, и стала пить кровь. Она пила, широко распахнув глаза и голодно глядя на собственные бесконечные отражения, прекрасные на серебристой поверхности лабиринта. Его жизненные силы со стремительностью огня переливались в нее. Новая кровь кормила старую, ее собственная кровь вновь обновлялась, вытесняя ту, что Рю взяла из Тревиса, – ту, что теперь была отравлена, пройдя через пустой, выжженный храм его сердца. Она подумала о нем, о том, что он теперь умирал где-то неподалеку, среди огней ярмарки, угасал, как старая, разрушающаяся звезда, а она, приняв вид многих тысяч Рю, пылала над бесконечным серебряным морем, открыв рот и пожирая целые миры в крови погибающего. А мальчик и его мать – следующие. Она заберет и их. Мальчик, беспомощно стоявший перед ней, а потом мать. Она подумала о том, как здорово теперь сожрать их обоих, тех, кого ее глупый Тревис, бедняга, любил, к кому стремился и потерял.

Сэнди не сводил глаз с умирающего Калхуна. Он слышал мысли женоподобной твари, потому что она все еще находилась в его голове, отчего сам он был медлительным и оцепенелым…

Я заберу вас обоих, тебя и твою мамочку