В долине солнца

И он боялся, очень боялся, ведь он уже видел, чуть ранее в этот вечер, как его мама упала в обморок на присыпанный соломой бетонный пол возле кроликов, где какие-то люди перевернули клетки, спеша ей помочь, а он просто стоял, будто был не человеком, а пустым местом, видя перспективу своей жизни без нее – и перспектива эта представлялась ему огромной черной бездной…

прости, мама, прости, что я не смог ее остановить, не помог ему

…и теперь он увидел Роско Дженкинса, который сжимал Сэнди горло; это происходило под большим дубом на вершине холма, других детей и учителей не было рядом; Роско сжимал все туже, а Сэнди плакал…

чертов мальчик обмочил штанишки ой мальчик

…и там, у его ног, лежал нож; Калхун все истекал кровью, она сочилась повсюду, а женоподобное чудовище все пило и пило…

сын

…и вот он стоял сейчас, беспомощный, как во сне, когда волк спустился с гор, а кролики пропали и Тревис тоже пропал, и его папа, а он был следующим, а потом его мама, и этого осмыслить он не мог…

смотри за собой и за своей мамочкой, ты же думаешь, теперь будешь помнить своего дружка Тревиса

…и поэтому Сэнди смотрел на нож, что лежал у его ног, и его пальцы разжались, выпустив ножны, и он наклонился.

Потянулся.

Ухватился.

Нет.

Что-то не так.

Что-то дурное происходит.

Рю видела это в далеком отражении, в зеркалах…

они всегда говорят правду

…что-то затемнилось, промелькнуло одно из миллионов ее лиц, и это привлекло ее внимание. Когда она отстранилась от мужчины, его кровь стекала у нее по подбородку. За его плечом она увидела, как изменились очертания ее лица, как потрескалась ее прекрасная кожа. Одна трещина, две. Под глазом, на скуле – будто трещины на поверхности замерзшего озера.

Нет.

Трещины встретились. Кожа стала отслаиваться. У нее под ключицей зацвели пепельные розы, плоть таяла, проваливалась.

«Тревис», – подумала она.

Он почти умер. Она это чувствовала – как все больше замедляется его сердце. Как в ту ночь, когда она впервые заключила его в свои объятия. Только теперь он был не под ней, не между нее.

Не внутри нее.

Она становилась…

лишь кровь делает нас

…ненастоящей.

И в это мгновение она поняла: его не стало.

Как и этого лица, этого тела.

Отвлекшись, охваченная скорбью, она не заметила, как мальчик собрался с духом.

Не заметила, что он уже подбирался к ней.

Сэнди поднял нож и решительно бросился на сидящую на коленях женщину.

Глубоко вонзил в нее лезвие.

Прямо в старый белый шрам между плечом и горлом.

Рассек плоть и кости – или из чего там она состояла.

Лезвие перерезало золотую цепочку медальона, который висел у нее на шее.

Женщина отвалилась от Калхуна и рухнула на пол, и медальон упал ей на колени. Она подняла руку и ухватилась за рукоять ножа и вытащила его из своего горла. Оттуда выплеснулась кровь, описав дугу и залив зеркала и пол, заодно попав и на Сэнди.

Нож звякнул о пол.

Она попыталась закричать, но лезвие проткнуло ей трахею. Она попятилась от мальчика, убралась за угол, в тень, с широко раскрытым от ужаса, извергающим кровь ртом.

Сэнди схватил нож и побежал направо в зеркальный коридор.

К двери с надписью «ВЫХОД».

И выбежал на крикливую ярмарку.

Тревис вышел из шатра русалки, прижимая руку к прикрытому курткой животу. Сел на скамейку напротив киоска, где можно было за доллар получить три дротика для метания по воздушным шарикам. Посидел там немного, наблюдая за суетливой толпой. За его спиной располагалось озеро, вдалеке пела девушка – старую песню в стиле кантри, сладким, жалобным голосом. Он закрыл глаза и прислушался. Подумал о Рю, о том, как открыл глаза в баре и впервые ее увидел, как она двигалась с жуткой грацией, словно во сне, как бросила четвертак, держа его пальцами за ребро.

Он все еще думал о ней, когда ощутил сильную боль в шее, и перед его мысленным взором встало ее белое рассыпающееся лицо, и он открыл глаза и ахнул. Тогда он понял, что потерял ее. Слишком много крови пролилось между ними, и их странная связь оборвалась. Он коснулся левой рукой горла – в том месте, где она его ранила. Посмотрев потом на пальцы, увидел, что они стали алыми и блестят на свету. «У нее тоже кровь идет, – понял он. – И она больше не настоящая». Он расстегнул куртку и посмотрел на свою кровь – яркую, влажную. Полосы ткани, что он туда запихал, все ею пропитались. «Мы вместе становимся ненастоящими», – подумал он и запахнул куртку обратно.

Когда он поднял глаза, то увидел мальчика – тот пробирался сквозь толпу, как испуганный олененок. Мальчик тоже его увидел и остановился. В руке он держал нож Тревиса, и тот был окровавлен, а штаны на мальчике потемнели в паху. Он был бледен, смотрел во все глаза, лицо в слезах и красных брызгах.

Люди шагали вокруг него, все по своим делам, ни на что больше не обращая внимания.

Тревис, тяжело, с дрожью делавший каждый вдох, поднял руку и помахал.