В доме коммерции советника (дореволюц. издание)

– Охотно врю теб; это совершенно въ правилахъ старой Лукасъ, – сказала президентша слегка насмшливымъ тономъ. – Она также любила самостоятельность; твой добрый папа немного избаловалъ ее. Она всегда длала, что ей вздумается, конечно только то, что не выходило изъ границъ приличія.

– Все, что она длала – было разумно; по этой причин папаша и поручилъ ей воспитаніе своей младшей дочери, – добавила Кети съ веселою безпечностью, что было совершенно въ ея характер, но это прямодушіе и увренность не произвели пріятнаго впечатлнія.

Президентша слегка пожала плечами.

– Милая Кети, твой папа, вроятно, всегда желалъ твоего блага и я никогда не осмливалась осуждать его распоряженія. Но въ душе онъ былъ аристократъ, строго исполнявшій свтскія приличія и, не знаю, понравилось-ли бы ему, еслибъ ты такъ неожиданно и нецеремонно порхнула къ нему въ домъ?

– Кто знаетъ? – возразила Кети. – Папа зналъ какая у него дочка. Кровь мельника неудержимо выказывается, этого избжать невозможно.

Совтникъ немного растерялся при этихъ словахъ, кашлянулъ и принялся разглаживать свои усы, между тмъ президентша стояла какъ окаменлая отъ испуга и пріняла такой видъ, точно неожиданный порывъ втра пахнулъ ей прямо въ лицо; Флора-же громко разсмялась.

– Да, мельники вообще любятъ путешествовать, – воскликнула она. – Подумай, бабушка, какой фуроръ произведетъ наша младшая сестра на званомъ вечер у Морица. – И прищурившись она посмотрла на важную даму, успвшую снова овладть полнымъ хладнокровіемъ.

– Я полагаюсь на врожденный тактъ твоей сестры, дитя мое, – сказала она, подавая въ то время руку доктору, что-бы поздороваться съ нимъ.

– Да, много поможетъ тутъ тактъ, – повторила Флора, насмшливо качая головою. – Мельничныя манеры точно также сроднились съ нею; добрая Лукасъ не позаботилась о томъ, что-бъ вбить ей въ голову свтскаго ума, въ томъ-то и горе. Впрочемъ я очень рада, что ты пріхала одна, Кети; надюсь что мы такъ лучше уживемся, чмъ если-бы ты постоянно висла у юбки твоей доморощенной гувернантки.

Кети сняла шапочку; отъ душнаго, пахучаго воздуха щеки ея сильно раскраснлись, а съ толстою каштановою косою надъ головою, она казалась еще гораздо выше.

– Ты совершенно не знаешь мою докторшу! – вскричала она. – Трудно найти боле поэтическую женщину.

– Что ты! Она верно мечтаетъ при лунномъ свт и списываеть трогательные стишки. Можетъ быть даже сама сочиняетъ?

Молодая двушка серьозно посмотрла на насмшницу.

– Стиховъ она не списываетъ, но переписываетъ рукописи своего мужа, такъ какъ наборщики медицинскаго журнала, не могутъ разбирать его неясный почеркъ, – сказала она посл минутнаго молчанія. – Она тоже не сочиняетъ сама стиховъ, потому что для этого у нея время нтъ, а всетаки она поэтичная женщина. Я вижу, что ты все еще улыбаешься, Флора, но твои насмшки не трогаютъ меня боле. Я очень упряма и утверждаю что ея поэтичность замчается въ ея воззрніяхъ на жизнь, въ которой она всегда старается найти свтлыя стороны; въ ея удивительной способности украшать свой простенькій домикъ, всюду куда не взглянешь, видишь добрую, прекрасную мысль и наконецъ, какъ она уметъ окружать любовью и спокойствіемъ своего мужа, меня, ея баловня и небольшой кружокъ добрыхъ друзей.

Въ эту минуту цлый дождь фіялокъ осыпалъ ея стройную фигуру и въ зимнемъ саду показалась маленькая Генріэтта; она остановилась у ршетки и прижала блдныя руки къ порывисто дышащей груди.

– Браво, Кети, – вскричала она. – Я бы съ радостью бросилась къ тебе на шею, но – посмотри на меня! Вдь просто смшно! Ты такая здоровая тломъ и душою – а я!… – Голосъ ея оборвался.

Кети бросила на столъ шапочку, все еще бывшую въ ея лвой рук и побжала къ сестр. Она нжно обняла слабое существо и едва удержала душившія ее слезы при вид исхудалаго личика Генріэтты. Флора закусила губы. Младшая сестра казалась величественною нетолько по своей фигур, но и въ ясныхъ глазахъ ея и въ очертаніи губъ видлось рдкое прямодушіе независимости, въ присутствіи которой часто становится неловко. Въ голов ея вдругъ шевельнулось темное предчувствіе, что эта молодая двушка будетъ ей нкоторою помхою въ жизни. Порывистымъ движеніемъ сняла она шляпку и провела рукою по волосамъ, расправляя маленькіе локоны.

– Неужели ты привезла этотъ поэтическій узелокъ изъ Дрездена? – спросила она сухо, взглянувъ на связанный платокъ въ рук прізжей.

Молодая двушка развязала концы платка и поднесла голубя къ Генріэтт.

– Этотъ маленькій паціентъ принадлежитъ теб, – сказала она. – Эту бдняжку подстрлили, она упала на мостовую мельничнаго двора.

Теперь она выдала свой визитъ на мельниц, но президентша сдлала видъ, будто не слыхала послднихъ словъ; она съ неудовольствіемъ посмотрла на раненую птичку и обратилась къ совтнику.

– Это уже четвертая, Морицъ, – сказала она ему укоризненнымъ тономъ.

– И къ тому-же моя любимица, моя серебрянная головка! – сказала Генріэтта со слезами скорби на глазахъ.

Совтникъ поблднлъ отъ гнва.